Посредник

Миссис Стаут в конце концов впустила его, провела в гостиную, где они сели у низкого столика, друг против друга, Фрэнк на диван, она на обычный стул. Шторы были задернуты. Лампы не горели. Только на комоде стояла зажженная стеариновая свеча перед фотографией мистера Стаута и, видимо, сына, Джимми. Он гордо держал в руках рыбину, большущую, с высокими спинными плавниками и внушительной пастью. На заднем плане виднелась Снейк-Ривер.

– Что с моим мужем? – спросила миссис Стаут.

– Он мертв.

– Генри не мертв.

– Увы, мертв, миссис Стаут.

Некоторое время оба молчали. Фрэнк не знал, что еще сказать. Не повторять же снова, что мистер Стаут мертв. И от нее помощи ждать не приходится. Он кивнул на свечу и фото:

– Форель?

– Клювач.

– Клювач?

– Морской окунь.

– Мой отец обычно называл его каменным окунем.

Миссис Стаут посмотрела на него, и он сообразил, что говорить этого не стоило, а еще сообразил, что может говорить что угодно, все будет невпопад, лучше молчать.

– Морской окунь, как его ни назови, рыба вкусная, – сказала она.

– Вы рыбачили в море?

– Нет. Так далеко мы не забирались. А вы?

Фрэнк покачал головой.

– Но река в известном смысле часть моря. Так или иначе, она впадает в море.

Фрэнк сплел руки на коленях. Надо вернуть разговор в надлежащее русло. Миссис Стаут опередила его. Она явно была в растерянности и начала сначала:

– Мертв? Вы говорите, Генри мертв?

– Потому я и здесь, миссис Стаут. Чтобы сообщить вам, что ваш муж, мистер Генри Стаут, мертв. Он умер вчера. В парикмахерской. Я очень вам соболезную.

– Как? Стало плохо с сердцем? Последнее время он жаловался на боли в груди.

– Это всегда сердце, – тихо сказал Фрэнк.

– Что вы хотите сказать?

– Он наложил на себя руки, миссис Стаут. Сожалею, но я должен вам это сказать.

Она опустила глаза, сжала кулаки; казалось, ее чистая, гладкая кожа потрескалась, пошла глубокими серыми морщинами. Эти следы оставил Фрэнк. Теперь он понял. Он изменял людей. Его призвание – менять людей.

– Как он это сделал? – прошептала она.

– Может быть, достаточно знать, что он наложил на себя руки?

– Нет. Недостаточно. Я не смогу всю оставшуюся жизнь ломать себе голову, как он это сделал.

– Что пользы знать? Разве это поможет?

– Поможет? А что вообще поможет?

– Примирение.

– С чем?

– С жизнью, так мне кажется.

– Я думала, примиряться надо со смертью.

– Прежде всего с жизнью, – сказал Фрэнк. – Жизнь всегда на первом месте.

– Вы умный человек.

Фрэнк потупился.

– Я знаю, о чем говорю, – учтиво сказал он.

– То есть?

– В тринадцать лет я потерял отца. По причине несчастного случая. Ужасного случая.

– Бедняга.

– Н-да. Я все видел собственными глазами. Присутствовал при этом.

– Как это случилось?

Фрэнк помолчал, но совсем недолго.

– Зачем вам знать? Это слишком…

Миссис Стаут наклонилась вперед:

– Скажите, Фрэнк. Вам наверняка будет на пользу, если скажете.

– Он упал с лестницы. Собирался отремонтировать водосточный желоб. И угодил на косу в траве. Раскроил голову. Это было…

Продолжить Фрэнк не сумел. Собственные слова ошеломили его, он ощутил, как тепло, то тепло, какое он любил, растекается по телу, наполняет его и усталостью, и силой.

– Бедняга, – повторила миссис Стаут.

– Н-да. Спасибо. Вы понимаете, каково это.

– Теперь вы можете рассказать, как поступил мой муж.

Фрэнк посмотрел на нее. Она по-прежнему сидела наклонясь над столом.

– Я не уверен, что вы хотите это знать, миссис Стаут.

– Вовсе вы не знаете, чту я хочу знать. Ничего вы обо мне не знаете. Он воспользовался бритвой, да?

– Он повесился.

– В парикмахерской?

– Да.

– Там же не на чем повеситься. Хотя… Шторы.

– Кожаный ремень, миссис Стаут.

– Это возможно?

– Поверьте. Возможно. Вроде как на поясном ремне. Но для этого необходима большая сила воли.

Миссис Стаут откинулась на спинку стула и начала покачиваться взад-вперед, всхлипывая: о боже, о боже, – душераздирающе, по-звериному. Фрэнк понял, что ему необходимо поскорее привыкнуть к таким звукам. Они не вызывали у него протеста. Вот теперь носовой платок очень бы пригодился. Он не мешал ей рыдать, и мало-помалу она сама утихла.

– Почему он не поехал со мной? Ему надо было вместе со мной поехать к Джимми.

– У каждого свое горе, миссис Стаут. Одно не лучше другого.

Она посмотрела на Фрэнка, и он заметил, что отчаяние исчезло без следа, оставив после себя равнодушную маску.

– Вы правда так думаете, Фаррелли?

– Что думаю, миссис Стаут?

– Что одно горе не лучше другого.

– Конечно, сопоставить трудно, однако…

Она перебила:

– По-моему, лучше поехать в больницу и увидеть Джимми, чем повеситься на ремне.

Миссис Стаут встала, подошла к свече и фотографии. Фрэнк тоже встал.

– Вы умная женщина, – сказал он.

Он вздрогнул, едва произнес эти слова. Они казались неуместными, чуть ли не доверительными. Никогда прежде он не говорил женщине ничего подобного, а теперь вот сказал, в час скорби, той, что скорбела. Она обернулась к нему:

– Каждый день мы ждали, что кто-нибудь придет и скажет, что Джимми застрелен снайпером, взорван в автомобиле, пал в бою. И вот как все кончилось. Его, наверно, даже похоронят без воинских почестей. По-вашему, это справедливо?