– Нет. Но завтра в восемь утра я его увижу, Стив.
– Завтра утром? Нет. У меня дел непочатый край.
– Да ну? Прямо-таки непочатый край?
– Дел полно, даже когда делать нечего.
– Вижу. Ты вконец измучился.
Стив расхохотался:
– Слыхал про парня, которому чертовски повезло?
– Давненько я не слыхал про этакого везунчика.
– Его переехала «скорая».
– Это что-то новенькое, Стив. Только я не очень понял.
– У тебя, Фрэнк, нет чувства юмора.
Они загнали «шевроле» в мастерскую. Фрэнку хотелось рассказать про мистера Стаута, про ощущение, с каким он сидел в его кресле. Но нельзя. Он обязан молчать. В том-то и закавыка. Все это жгло его изнутри.
На следующее утро Фрэнк Фаррелли смог отправиться в мэрию на блестящем черном «шевроле». На Стива Миллера можно положиться, надежный товарищ, не подведет. Заслужил вознаграждение. С другой стороны, Фрэнк обеспечил его работой, а в нынешние времена это вам не хухры-мухры. Так что и Фрэнк, пожалуй, заслужил вознаграждение? Небо раскинулось над Кармаком ясным тугим куполом. Пока что прохладно, но днем солнце, наверно, прогреет улицы, разбросает широкие тени, и Кармак, это богом забытое место, для разнообразия станет похож на город, где можно и переночевать.
В мэрии его встретила Бленда Джонсон, проводила в отведенный ему подвальный кабинет, тесную контору с письменным столом и настольной лампой, с полками, заставленными протоколами, с вешалкой, с картой Кармака и узким окошком под потолком, откуда падали косые лучи света и ложились на пол этакой лужицей. Она поставила в вазочку свежие цветы, прицепив к букету записку:
– Вас вызывают наверх, – сказала Бленда.
Фрэнк поднялся к Комиссии сильно обеспокоенный. Хорошее настроение улетучилось. У них есть к нему претензии? Непонятно. Наоборот, считал Фрэнк. Трое мужчин ждали его. С видом мрачным и измученным.
– Мистер Стаут умер, – сказал Шериф.
В душе Фрэнк ощутил облегчение.
– Умер? Как?
– Покончил с собой, Фаррелли. Сразу после вашего ухода.
Облегчения как не бывало. Они считают, что он за это в ответе? Считают, что он мог каким-то образом предотвратить случившееся? Он разволновался:
– Вы ведь не думаете… – Фрэнк осекся.
– Что – не думаем?
– Что я мог что-то предпринять? Мог…
– Самоубийцы чертовски упрямы, Фрэнк, – перебил Доктор. – Если уж решили, никто их не остановит. Между нами говоря, никто не раздражает меня больше, чем самоубийцы.
Фрэнк почувствовал благодарность, чуть ли не растрогался.
– Как он это сделал? Бритвой?
– Он повесился. На кожаном ремне.
– На кожаном ремне? Такое возможно?
– Возможно. Поверьте. Правда, очень непросто. Как я уже сказал, самоубийцы чертовски упрямы.
– Как восприняла это миссис Стаут?
– Она еще не знает.
Шериф встал, подошел к Фрэнку:
– Вы готовы сообщить ей?
Фрэнк посмотрел в окно. Туман сизой полосой лежал меж городом и небом. Начало – лучше не придумаешь.
– Да, – сказал он. – Я готов.
Когда Фрэнк спускался по лестнице, Пастор догнал его. Фрэнк думал, он хочет дать ему добрый совет, но увы.
– Вы не забыли про носовой платок? – спросил Пастор.
Фрэнк остановился, раздосадованный несвоевременным вопросом. Пастор затоптал в грязь его золотой час.
– Извините. Вчера столько всего произошло, что я…
– Да-да. Оно и не к спеху. Просто хотел напомнить. Желаю удачи.
Фрэнк заторопился к машине, поехал к миссис Стаут. Она жила между рекой и центром, в ухоженном приземистом доме на Ривер-Райт-лейн. Он остановился у калитки, прошел через ухоженный палисадник, постучал, и миссис Стаут тотчас открыла, будто стояла у двери и ждала его прихода. Она посмотрела на него так, как не смотрел никто и никогда, – взгляд был обвиняющий и опустошенный.
– Я думала, это муж, – сказала она.
Фрэнк протянул руку, но она оставила ее без внимания.
– Меня зовут Фрэнк Фаррелли.
– Я помню. По вчерашнему дню.
– Можно войти на минутку?
– Что вам угодно?
– У меня, к сожалению, плохие вести, миссис Стаут. Очень плохие.
– Я знаю, что Джимми нет в живых. Идиот.
Она хотела захлопнуть дверь. Фрэнк шагнул вперед:
– На сей раз речь не о вашем сыне. А о вашем муже.
– О моем муже?
– Да, миссис Стаут. О вашем муже.