Посредник

– Ладно-ладно. Знаешь, что Нил сказал Олдрину, когда они прилунились?

– Большой и маленький шаг.

– Нет. Это потом. Сперва он сказал: Мы сейчас единственные, кто не дома.

Стив захохотал громче всех и щелкнул зажигалкой. Бармен схватил его запястье и задул пламя:

– Обойдемся без скандала, Стив. Согласен?

– Ладно, шеф. И без чаевых.

Стив сгреб со стойки в ладонь мелочь и отошел к музыкальному автомату, пыльному «Вурлитцеру» выпуска 1962 года. Повернулся к миссис Стаут:

– Что желаете послушать, мэм?

Она взглянула на него поверх стакана:

– Выбери сам, красавчик. Но я питаю слабость к «В-двенадцать».

– «В-двенадцать»? Именно это я и хотел поставить. Смекаете, что это означает?

– Что же?

– Мы созданы друг для друга.

Миссис Стаут засмеялась и вроде как согласилась. Заказала еще порцию выпивки, и Стив решил, что нынче у него есть шансы, вдова ли, нет ли. Он бросил в прорезь монетку, нажал на кнопку «В-12» – «Blue Skies» в исполнении Эллы Фицджеральд, кого же еще. Можно и потанцевать. Под эту песню можно делать что угодно. Но ничего не произошло. Пластинки так и висели за грязным стеклом. Стив бросил еще одну монетку. Опять безрезультатно, только мужики в глубине бара перестали играть в бильярд, видимо смекнув, что Стив Миллер норовит выпендриться, а на лучшее развлечение в такой вечер, как нынче, рассчитывать не приходится. Фрэнк огорчился за приятеля, пытавшегося оживить дохлый музыкальный автомат, который только жрал монеты. В конце концов Стив не стерпел. Не стерпел, что этот паршивый «Вурлитцер» портит ему вечер, именно сейчас, когда все шло так хорошо, – во всяком случае, он думал, что все хорошо. Разбежался и что есть силы пнул, автомат затрясся, затрещал, зашипел, однако никакой музыки не завел, только погас, окончательно сдох – этакая могила для старых шлягеров. Но в зеленой тени от бильярдного стола отделилась какая-то фигура, направилась к Стиву, который и сам был отнюдь не воробышком, после двадцати-то лет в мастерской. Но этот мужик был сущий богатырь. Стиву придется туго, если возникнет скандал, а он возникнет наверняка. Фрэнк, по-прежнему сидевший у стойки, узнал этого мужика, не по размерам, а по медно-красной, едва ли не уродливой физиономии. Боб Спенсер, тот, что вместе с ним претендовал на должность Посредника, но получил от ворот поворот. Бармен положил тряпку, взялся за трубку телефона. Вот-вот грозило случиться что-то нехорошее. Это было ясно всем, и никто не вмешивался, всем хватало своих забот. Боб Спенсер остановился перед Стивом, смотрел, однако, на миссис Стаут.

– Этот болван тебе докучает? – спросил он.

– Нет, мне докучаешь ты, щербатая рожа.

В баре и так уже было тихо, но теперь повисла мертвая тишина. Порой, хоть и нечасто, случается, что время как бы замирает, готовясь к прыжку, а затем рывком перескакивает в следующий миг. Сейчас было именно так. Боб Спенсер повернулся к Стиву:

– Ломаешь наш музыкальный автомат, кретин?

– Ты слыхал, что сказала дама, щербатая рожа. Ты нам докучаешь.

– Еще один пинок – и…

– И что тогда, щербатая рожа?

Время взяло фальстарт и уже приземлилось в следующем мгновении. Стив вряд ли заметил занесенный кулак, да, пожалуй, оно и не важно, поскольку он все равно ничего не мог сделать. Мог бы разве только остаться у стойки, не ходить к бездействующему музыкальному автомату и не спрашивать, что миссис Стаут желает послушать, но об этом думать уже поздно. Переносица его треснула и расплющилась по щеке. Фрэнк, сидевший по меньшей мере в двух метрах от него, отчетливо услышал тот же противный звук, какой возникает, когда сжимаешь мешок с гравием. Удар, однако, был еще не самое скверное. Стив, конечно, рухнул прямиком на пол, но, падая, треснулся затылком о край музыкального автомата, и вот это, по-видимому, оказалось роковым. Он лежал на линолеуме и уже не поднялся. Все, ясное дело, думали, что немного погодя он очухается, встанет на ноги, расскажет какой-нибудь дурацкий анекдот, к примеру тот, про Луну, но увы. Стив Миллер никогда больше не рассказывал анекдотов. Глаза его были широко открыты и пусты, как игральные шарики. Из носа, размазанного по лицу, текла кровь. Фрэнк присел на корточки, подсунул руку ему под голову. Изо рта тоже сочилась кровь, пузырилась в уголках губ, будто он лежа пытался надуть шар.

– Стив, – прошептал Фрэнк, потом выкрикнул: – Стив!

Но Стив был вне досягаемости. Боб Спенсер сидел на стуле и твердил, что ничего такого не хотел.

– Я не виноват, я не виноват! – скулил он, как мальчишка, пока кто-то не велел ему заткнуться.

Бармену ничего не оставалось, кроме как позвонить в больницу, и через четверть часа приехала «скорая», а за ней Шериф. Двое санитаров подхватили Стива, нацепили на него защитный воротник, переложили на носилки. Шериф отвел Фрэнка в сторону:

– Надеюсь, вы не имеете к этому касательства.

– На носилках мой приятель. А мог бы оказаться и я сам.

– О’кей, Фрэнк. Спокойно. Что произошло?

– Вон тот подонок ударил.

Фрэнк кивнул на стул, где все так же сидел Боб Спенсер, обхватив ладонями рябое, мятое лицо.

– Знакомые, – сказал Шериф.

– Да, сплошь знакомые.