По бокам брамселей, марселей и нижних парусов «Лайвли» появились лисели, значительно увеличив его парусность; скорость благодаря им возросла настолько, что сердца экипажа «Фамы» упали.
— Вот и вода пошла, — сказал штурман, наведя подзорную трубу на шпигаты испанца.
— Думаю, вы можете поставить ватер-зейли, — сказал Джек. — А крюйсель взять на гитовы.
«Лайвли» подался вперёд, взметая форштевнем воду, которая, пенясь, бежала вдоль бортов и вливалась в кильватерный след. Стало хорошо видно, на какой ход способен этот корабль; теперь он забирал ветер у «Фамы», и разрыв сокращался. Все до единого паруса отлично тянули, и команда, теперь уже безмолвная, ни на мгновение не сводила с них глаз. Плавно, ровно, споро — лучшее, на что способен парусник.
«Фама» уже почти всё скинула за борт, теперь они тоже решили попытать счастья с бизанью, повернув гик подальше за борт. Джек и все офицеры, что стояли на квартердеке, одновременно покачали головами: не поможет — косой парус не будет работать как следует при ветре прямо в корму. «Фама» стала рыскать — и они одновременно кивнули. Отклонение от курса стоило ей двух сотен ярдов — кильватерный след уже не представлял собой прямую линию.
— Мистер Дашвуд, — сказал Джек. — Пусть главный канонир попробует погонную пушку. Я бы хотел выиграть пари. — Он посмотрел на часы. — Без четверти час.
Носовая пушка правого борта выпалила — выстрел после грохота боя прозвучал как-то слабенько — за кормой «Фамы» взметнулся фонтан, белое на синем. Ядро от следующего, тщательно подготовленного выстрела, пролетело ярдах в тридцати от борта. Ещё одно ядро, по-видимому, прошло низко над палубой, поскольку «Фама» опять рыскнула, и «Лайвли» теперь подходил всё ближе и ближе.
Подходило время для следующего выстрела: слух у всех был уже готов к его грому. Но пока они так ждали, на носу раздалось раскатистое «Ура!» — и тут же перекинулось на корму: лейтенант бегом протолкался через толпу людей, которые пожимали друг другу руки и хлопали по спине своих товарищей. Он снял шляпу и доложил:
— Она спустила флаг, сэр.
— Прекрасно, мистер Дашвуд. Будьте любезны принять судно и немедленно пошлите сюда его капитана. Я жду его на обед.
«Лайвли» прошёл вперёд, повернул на ветер, сложил крылья, словно птица, и лёг в дрейф перед носом «Фамы». Шлюпка плюхнулась на воду, ушла к испанцу и вернулась. На борт поднялся испанский капитан, приветствовал Джека и с поклоном вручил ему свою шпагу; Джек передал её Бондену, который стоял у него за спиной, и спросил:
— Вы говорите по-английски, сэр?
— Немного, сэр, — сказал испанец.
— Тогда я очень буду рад, если вы составите мне компанию за обедом, сэр. Он ждёт нас в каюте.
Они уселись за изящный стол в прибранной каюте. Испанцы держались превосходно и ели с аппетитом: последние десять дней они сидели на сухарях и горохе; и по мере перемен блюд их необычайно строгое достоинство преобразовалось во что-то куда более человеческое. Бутылки сменялись, напряжение всё слабело и слабело — разговор свободно лился на испанском, английском и на чём-то вроде французского. Порой они даже смеялись и перебивали друг друга, а когда наконец превосходный пудинг уступил место засахаренным фруктам, орехам и портвейну, Джек отправил графин по кругу, попросив наливать до краев; и, подняв свой бокал, сказал:
— Джентльмены, у меня тост. Предлагаю вам выпить со мной за Софию.
— За Софию, — воскликнули испанские капитаны, поднимая бокалы.
— За Софи, — сказал Стивен. — Да благословит её Господь.