Post scriptum

Али глотнул воды. Талят рассматривал едва заметные узоры на однотонной скатерти. Почувствовав на себе взгляд, поднял глаза. Али словно прорвало.

– Да, что вы вообще о нас знаете?! Что вы вообще в этом понимаете?! «Выгодные сделки», – передразнил он Талята, – да, ты знаешь какой у меня там бизнес был?

– …

– Вставать в четыре утра и с пяти часов хлеб печь, каждый день, без выходных… семь лет, а потом я не спать шел, а мусор собирать.

– Алик, я же…

– Обида у меня какая-то сидит, – не слушая его, продолжал Али, – злость какая-то, понимаешь. Не могу это перебороть, не могу забыть, как выезжали, как у нас на границе последнее отнимали, как в лицо плевали, как издевались.

– А зачем забывать, Алик? Ты не забывай, но и зла не держи. Смысл какой? На время не обижаются. Время такое было. Сейчас ведь все по-другому.

– По-другому? – Али усмехнулся. – По-другому, говоришь. Гостиницы красивые, дорогие рестораны, дома понастроили суперэлитные. Тут, кажется, любят это слово. Даже при рекламе джинсов используют, потому что… мозги все те же.

– Да что ты, Алик. Ребята молодые все сейчас у вас там учатся, стажировку проходят.

– Не знаю, где там ребята наши молодые, – отрезал Али, – а вот девочки по борделям распределены.

– А я, – запальчиво продолжал Талят, – разве смог бы раньше тысячу зеленых в неделю иметь? Какая зарплата у людей была?

– Зато нищих на улице не было.

– Да, все были нищими.

– Хвалишься, что тысячу в неделю имеешь, а знаешь почему? Потому что налоги с них не платишь.

– А ты что – налоговая полиция, что ли? – Талят насупился, помолчал немного, потом добавил. – Алик, ты ведь скоро лет двадцать уже будет, как уехал, и как ты можешь так сразу…

– А я и приезжать не хотел, – опять перебил его Али, – просто мать… Она всегда просилась. А я откладывал, все откладывал, пока уже не стало слишком поздно. Может, этого и не могу простить себе. Ведь я все сделал, чтобы ей хорошо было, чтобы не чувствовала каждую минуту, что отца больше нет. А ее все время сюда тянуло.

– А тебя? – осторожно спросил Талят.

– Меня нет, – Али прерывисто вздохнул. – Вас вспоминал и Леонида Львовича. Он ведь единственный тогда открыто выступил против моего исключения.

– Леопольд был мужик, что надо.

– Не называй его так.

– …

– Я написал ему как-то.

– Твое письмо пришло уже после его смерти. Открытое, все измятое. Аля заполучила его каким-то образом.

– Где она сейчас?

– Не знаю. Она и держала всех нас вместе, а потом пропала куда-то. Мать у нее, кажется, прикованная. Она организовывала похороны и весь наш выпуск на ноги подняла. Всей школой хоронили Леоп…Леонида Львовича.

– …

– Аля не верила, что ты уедешь после того, как твой… А потом все время ждала.

– Давно ты ее видел?

– Давно. Я же в разъездах вечных, по гостиницам…

Али замолчал, уйдя взглядом в крепко державший в руке стакан с водой.