Постчеловек: глоссарий

Но как конкретно могли возникнуть чудовища и их союзы? Распространенная критика Штирнера, как в XIX (Stirner, 1845а), так и в XX веке (Newman, 2010a: 160; 2010b: 43; Ньюман, 2021), заключается в том, что лежащая в основе концептуализация монструозных связей остается неудовлетворительно расплывчатой. Представление о чудовищах-эгоистах, собирающихся и вводящих в действие реальности, отделенные от санкционированных государством субъектных образований, действительно заманчиво, но как оно может проявиться на самом деле? Штирнер осторожно относится к этому вопросу, хотя бы именно для того, чтобы исключить саму ловушку априорного концептуального застывания, откуда стремится вырваться чудовище; то есть Штирнер намеренно избегает подробного плана союза эгоистов именно для того, чтобы избежать возможности погребения чудовищ в предписывающем и гнетущем ограждении преднамеренной формы и функции.

Вместо концептуализации чудовища Штирнер указывает на тот факт, что сотни потенциальных монструозных союзов происходят ежедневно, приводя множество примеров, начиная от детей, собирающихся вместе на улице, чтобы принять участие в импровизированной игре, до влюбленности (1845a). Таким образом, здесь мы видим союз эгоистов, идентифицируемый как пережитый опыт, характеризующийся основополагающими аспектами добровольного объединения и самоорганизации: «Союз эгоистов – это не концепция, а название, используемое для обозначения каждого из конкретных случаев взаимодействия индивидов» (Ландштрайхер, 2012). Таким образом, мы можем рассматривать союз эгоистов не как конкретную концептуализацию, рецепт замораживания субъективности, а как реляционную актуализацию, или ассамбляж. Монструозный союз эгоистов не является ни теоретическим инструментом, ни концептуальной моделью конструирования и взаимодействия субъектов, а практикуемой гибридностью формы, которая ускользает от концептуальной формализации, существует как часть полиморфного кода; она смещается, адаптируется и исчезает по прихоти, основанной на неизбежной возможности растворения, всегда необязательном непостоянстве (Stirner, 1845b; Штирнер, 1994).

Пиратские чудовища

Монструозные соединения в своем неприятии санкционированной государством субъективности прокладывают путь потенциальному «сближению разрозненных групп для „объединения в профсоюзы“ на основе общего криминального характера» (Antliff, 2011: 162). Одно из таких современных проявлений можно наблюдать в ситуативном пиратстве данных – тех чудовищах, что собираются вместе, чтобы оспорить так называемую интеллектуальную собственность, занимаясь незаконным безудержным распространением информации посредством несанкционированного цифрового распространения различных продуктов культурного производства.

Примечательно, что не существует единой, монолитной фигуры цифрового пирата; вместо этого «очень разнообразная и контрастная среда создает очень разные типы пиратов и множество различных сцен пиратства» (Craig, 2005: 160). Таким образом, существует множество видов пиратства, охватывающих гео- и киберпространственные местности и интерактивности, при этом «само пиратство [трудно] точно определить» (Lechner, 2015: 21). Монструозные пиратские союзы формируются из тех, кто – в частности, своими действиями, а не абстрактной концептуализацией – отвергает авторитарное обозначение авторской функции, обеспечиваемое технологически опосредованным и поддерживаемым государством принятием различных законов об интеллектуальной собственности. Следовательно, самостоятельная актуализация чудовищ, составляющих эти союзы, не обязательно должна исходить из разработанных манифестов, описывающих их презрение к указанным ограничениям, поскольку вместо этого она проистекает только из принятой практики пиратства. Цифровые пираты объединяются, чтобы участвовать в свободном обнародовании указанных данных по причине своей явной заинтересованности в том, чтобы разбить оковы интеллектуальной собственности. То, что интерес может быть выражен действием, а не вспомогательным письменным заявлением, не имеет отношения к тому факту, что указанное молчаливое провозглашение всегда уже содержится в самом акте.