Это и останется загадкой, пока единственные вопросы, которые задают о власти, – это вопросы о том, где она находится и против кого она направлена (вопросы, составляющие идею фикс как правых, стремящихся ее укрепить, так и левых, стремящихся перенести ее куда-нибудь еще), а не о том что, помимо должности, оружия и воли, делает ее реальной. Превращение (за одиннадцать столетий) тучи марокканских племенных вождей и городской знати, религиозных правоведов и странствующих торговцев, потомков Пророка и харизматичных народных героев в гигантский лабиринт личной преданности, соперничества, заговоров и предательств и включение (за пятнадцать столетий) огромного конгломерата индонезийских народов, общин, конфессий, языков, привычек и образов жизни в идеологическую суперкультуру могут рассказать нам о сущности этих стран больше, чем повествования о Левиафане или о переменчивых судьбах политических знаменитостей. Государства столь же сложны, столь же локально сконструированы и столь же непохожи, как разные литературы – и как минимум столь же оригинальны.
Марокко, если выйти за пределы его абсолютистской самопрезентации, является (и всегда было) не столько монопольной деспотией, сколько неравномерным полем политических микроединиц, мелких, еще более мелких и совсем крошечных, рассеянных по микросредам фрагментированной сельской местности – горам, степям, плато, прибрежным районам, пустыням, оазисам, предгорьям, аллювиальным равнинам – и охватывающих ее самые труднодоступные и самые потаенные социальные уголки: семьи, кварталы, рынки, племена. В основе всего лежат непосредственные, прямые договорные отношения зависимости между лично знакомыми людьми, которые иногда называют патронажем, иногда – клиентелой, а по-мароккански –
В Индонезии, которая делится на острова44
, а не на ландшафты, единицами являются (и всегда были), напротив, народы (И все же: о чем мы говорим, когда говорим о различиях? Поместить в центр анализа (или, быть может, всего лишь воспоминаний, рассказа о местах) глобальный контраст, даже такой очевидный и долговечный, как разница между
Но есть разница между различием и дихотомией. Первое – это сравнение, оно связывает; вторая – это разрыв, она изолирует. Непохожесть Марокко и Индонезии не делит их на абсолютные типы, социологические эквиваленты природных видов; они отражают, обрамляют и проясняют друг друга. По крайней мере для меня. Когда, потрясенный событиями середины шестидесятых, я решил, что лучше работать в Марокко, я узнал об Индонезии больше, чем если бы отправился прямиком туда. А когда я не без тревоги, вернулся в Индонезию после того, как в семидесятые все успокоилось, то узнал о Марокко больше, чем если бы ограничился Северной Африкой, к чему я тогда склонялся, поскольку начал осваиваться в другой цивилизации. Лавируя между обществами, историями, культурами, государствами, глядя сначала в одну, потом в другую сторону, я выработал свой взгляд на то, к чему пришли эти страны в качестве стран. Поэтому представлять их подобным образом кажется вполне естественным и честным. Противопоставленные противоположности.