Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог

Антропологи по-разному реагируют на таких людей, и один и тот же антрополог по-разному реагирует на них в разное время. Иногда кажется, что они из тех, кто хватает за лацканы, и поэтому очень важно их избежать, чтобы, как мы любим говорить, увидеть все своими глазами. Иногда они кажутся чем-то вроде природных залежей сырых знаний, на которые нам посчастливилось наткнуться: великих антропологов делают великие информанты. Но каковы бы ни были реакции и как бы они ни колебались, спустя некоторое время становится понятно – или, по крайней мере, стало понятно мне, постфактум, в том двойном значении, которое я столь бесстыдно эксплуатирую здесь, – что «Ты, я говорю с тобой» и «Слушай! Я говорю тебе» – это твоя собственная позиция. У меня тоже есть истории, которые нужно рассказать, взгляды, которые нужно изложить, образы, которые нужно передать, теории, которые нужно отстоять, и я готов представить их любому, кто согласится сесть и послушать. Описать культуру или, как я здесь, избранные ее фрагменты, целенаправленно упорядоченные и подогнанные, не значит выделить какой-либо странный объект, узел в гиперпространстве. Описать культуру – значит попытаться побудить кого-то где-то взглянуть на определенные вещи, как меня побудили взглянуть на них поездки, книги, наблюдения и разговоры: проявить интерес.

Представление о том, что описать форму жизни – значит показать ее в определенном, хорошо поставленном свете, кажется достаточно безобидным, даже банальным. Но из него следуют некоторые тяжелые выводы, самый тяжелый из которых, пожалуй, заключается в том, что источником самого света и его постановки является описание, а не то, что описание описывает, – ислам, пол, стиль речи, ранг. Вещи, несомненно, таковы, каковы они есть: какими еще они могут быть? Но мы торгуем описаниями вещей – описаниями, создаваемыми нашими информантами, нашими коллегами, нашими предшественниками, нами самими, – а описания являются конструкциями. Истории об историях, взгляды на взгляды.

Мне не совсем понятно, почему эта идея – что описание культуры является обработанным знанием, знанием из вторых рук, – так пугает некоторых людей. Возможно, это как-то связано с необходимостью в случае ее признания брать на себя личную ответственность за убедительность того, что ты говоришь или пишешь, – потому что, в конце концов, это сказал или написал именно ты, – вместо того чтобы перекладывать ответственность на «реальность», «природу», «мир» или какой-то другой смутный и вместительный резервуар незапятнанной истины. Возможно, это следствие страха, что признав, что ты что-то собрал, а не подобрал, ты перечеркнешь свои притязания на то, что это что-то истинное и действительное. Но стул культурно (исторически, социально…) сконструирован, это результат деятельности людей, руководствующихся представлениями, которые не полностью принадлежат им, однако на нем можно сидеть, он может быть хорошо или плохо сделан и его нельзя (по крайней мере при современном уровне технологий) сделать из воды или – я говорю это для тех, кого преследует призрак «идеализма», – сделать реальным силой мысли. Или же, возможно, дело просто в том, что признание того факта, что факты создаются108 (как нам должна была бы подсказать этимология: factum, factus, facere), заставляет кропотливо и беспокойно прослеживать извилистые пути, которыми ты пришел к тому, чтобы сказать то, что сказал, – как я попытался начать делать здесь применительно к собственному случаю. Единообразное предъявление пригодных к учету данных создает впечатление более простого и более ясного, удобного знания. Единственная проблема: оно немного романтично и не совсем бесхитростно.

Два взбудораженных города, две полуупорядоченные страны, две конгломератные формы жизни и периодически возвращающийся антрополог, строящий разборные дирижабли, – все это не способствует четким выводам, но, надеюсь, может стать поучительным примером эвристического использования суеты и сутолоки, запоздало оцененных по достоинству, ценности того, чтобы приходить слишком поздно и уходить слишком рано и чтобы, словно увлеченный турист, следовать за обрывками видений все более далекого опыта.

4. Гегемонии