Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Как правило, москвичи, попав в Петербург, и вправду менялись, причём довольно быстро. Несмотря на то что изначально да и в последующие эпохи многие петербуржцы — в основном высшего и среднего общества — были вчерашними москвичами, все устоявшиеся стереотипы московского характера из них словно выдувало невским ветром. Это в Москве считалось нормальным жить в собственном доме, как в помещичьей усадьбе, блюсти традиции религиозных, свадебных и прочих обрядов, швырять деньги направо и налево, проводить в лукулловых застольях сутки напролёт, с недоверием относиться ко всему чужому и незнакомому и любить своё только оттого, что оно именно своё… В Петербурге всё было наоборот. Собственные дома здесь имели только первые богачи, все остальные, включая даже высоких сановников, жили в нанимаемых квартирах (и хорошо, если за казённый счёт). Обряды выполняли больше по необходимости, чем по любви и убеждению, а потому, скажем, в церковь ходили с тем же чувством исполненного долга, как и на службу. На кутил смотрели как на чудаков, которые ещё не перебесились по молодости лет, и тихий деловой или дружеский ужин предпочитали бурным ресторанным похождениям. К иностранцам относились уважительно, ценя в них порядок и профессионализм, но при этом не забывали и своего достоинства, а потому за глаза именовали чужестранцев с оттенком лёгкой снисходительности: «немчик», «французик»…

Даже языковые нормы в обеих столицах сильно отличались друг от друга. «Представим себе те давние времена, когда на перроне петербургского вокзала потомственный петербуржец А.А. Каренин встречал свою жену, — пишет президент Санкт-Петербургского государственного университета, лингвист Людмила Вербицкая. — Она знакомит его с Вронским. Около 50 произносительных черт отличали речь Каренина от речи Вронского, как речь любого петербуржца от речи москвича. Но это были два, хотя и достаточно различавшихся, варианта нормы. Вот лишь несколько примеров этих различий: в Петербурге “экали”, то есть произносили e на месте безударного e, тогда как в Москве “икали”, то есть произносили в этом случае i (певец — /p’ev’ec/ в Петербурге, /p’iv’ec/ — в Москве); что произносили с сочетанием ct в Петербурге и st — в Москве; соответственно булочная как /bulac’naja/ — в Петербурге и /bulasnaja/ — в Москве; в сочетаниях двух согласных при втором мягком первый произносился как твёрдый — в Петербурге (дверь как /d’v’er/) и мягкий — в Москве (/d’v’er/), слово тихий как /t’ix’ij/ в Петербурге и /t’ixъj/ в Москве» [12. С. 133].

Параллельные заметки. Тот же роман Льва Толстого может служить иллюстрацией ещё одной реальности того времени. Обратите внимание: Анна — москвичка: красивая, умная, добрая, всеми любимая. Но вот она попадает замуж в Петербург, где всё противоестественно в отношениях между людьми, и эта противоестественность толкает замужнюю женщину на греховный путь — сначала к роману с Вронским, а затем — к самоубийству. Фактически «Анна Каренина» — антипетербургский роман, хотя сам Лев Толстой не задумывал и не писал его именно таким.

Несмотря на то что сегодня путешествие из Петербурга в Москву и обратно уже мало чем отличается от ежедневных поездок на работу, а СМИ (прежде всего телевидение) изо всех сил стараются унифицировать нас до состояния оловянных солдатиков, мы по-прежнему остаёмся во многом разными. Хотя различия эти, в связи с тем что статус самодержца городов русских снова перешёл к Первопрестольной, заметно изменились. Поговорите с москвичами и петербуржцами, которым приходится работать вместе в одном ведомстве или в одной фирме. Первые наверняка посетуют на то, что питерские коллеги нерасторопны, недостаточно инициативны, мыслят чересчур в скромных масштабах, излишне въедливы и щепетильны: «болото есть болото, присыпают на ходу». Вторые, со своей стороны, станут жаловаться, что московские сослуживцы смотрят на них сверху вниз, частенько принимают решения, не посоветовавшись и не вникнув в детали, относятся к людям неуважительно и вообще, никого, кроме себя самих, знать не хотят: «им кажется, будто вся страна — это всего лишь довесок к Москве».