Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Поначалу власти Ленинграда не предпринимали никаких мер, чтобы обуздать юдофобию. Но когда антисемитские выпады приобрели по-настоящему массовый характер, партийная номенклатура взялась за привычные рычаги. Выступая на заседании ленинградского партактива 20 августа 1941 года, Андрей Жданов с присущей ему лексикой заявил: «…необходимо скрутить голову пятой колонне, которая пытается поднять её, начинает шевелиться <надо>… решительно покончить с профашистской агитацией насчёт евреев. Это конёк врага: бей жидов, спасай Россию! Бей евреев и коммунистов!”» [21. Т. 1. С. 223–224]. Спустя девять дней Кировский райком ВКП(б), отмечая в своём специальном постановлении, что антиеврейские выпады встречаются среди рабочих Кировского завода, фабрики «Равенство» (характерное название для коллектива, в котором наличествуют антисемитские настроения. — С. А.), на ряде номерных заводов, а также в домохозяйствах, потребовал от партийных и правоохранительных органов, включая НКВД, «вести беспощадную борьбу с… агитаторами антисемитизма» [21. Т. 1. С. 224].

Великодержавный шовинизм Сталина, его соратников и многочисленных — вплоть до наших дней — последователей хорошо известен. Безопасность еврейской части населения, — впрочем, как и других нацменьшинств да и вообще всех рядовых жителей — мало волновала руководителей Ленинграда. Тревожило, что антисемитские выступления могут перерасти в нападения на партийных функционеров. Неслучайно, как отмечает современный историк ленинградской блокады Никита Ломагин, обком, горком и райкомы партии выступили против разгулявшегося антисемитизма только тогда, когда призывы против евреев стали звучать наряду с откровенно антикоммунистическими лозунгами.

Опять-таки: и в те дни до погромов не дошло. Агенты СД, поставлявшие своему командованию достаточно полную информацию о положении в Ленинграде, вынуждены были признать, что антисемитизм в осаждённом городе так и не вышел за рамки ругани в магазинных очередях и на улицах. Н. Ломагин считает, что «эвакуация большей части еврейского населения сама собой сняла остроту этой проблемы» [21. Т. 1. С. 22]. Однако на самом деле причина, думаю, была в том, что ленинградцы очень быстро убедились: оставшиеся в городе евреи испытывают неимоверные тяготы начавшейся блокады наравне с остальными. Недаром говорят: смерть уравнивает всех.

Последний социальный катаклизм — на рубеже 1990-х годов, когда произошёл развал СССР, — вновь вызвал резкий рост юдофобских настроений. Ленинградское отделение пресловутого общества «Память» и его сторонники развернули бешеную энергию: страстные митинги, грязные газетки, листовки с призывами к еврейским погромам встречались то тут, то там. Но на волне массовых демократических устремлений той поры антисемитские призывы не нашли — да и не могли найти — широких сторонников. Не было не только погромов, но даже отдельных открытых эксцессов на межнациональной почве. Единственное, чего добились тогда антисемиты, так это самой мощной в истории города волны еврейской эмиграции, которая, впрочем, была вызвана не только и не столько страхом, сколько впервые появившейся возможностью беспрепятственного выезда из России.