Постижение России. Опыт историософского анализа

О распространенности нравов такого рода среди большевистских вождей свидетельствует М.М. Пришвин - один из самых искренних и лиричных русских писателей первой половины XX века. "Был в Москве у Каменева, говорил ему о "свинстве", а он? вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с этим народом ничего иного не поделаешь"21. Сказанное объясняет само основание логики отношения "народных комиссаров" к России "как к материалу для опыта". "Русский народ для них, - писал в сердцах А.М. Горький, - та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом"22. С ним можно делать больше, чем все, что угодно, так как он больше чем достоин всего этого. Есть прямая зависимость между геноцидом собственной нации, попытками продолжить ее историю на вненациональной основе и идеологическими инсинуациями по поводу ее субъектной неполноценности в истории - исторической, культурной, духовной. В истории они всякий раз предшествуют и идеологически обосновывают исторический погром нации.

Таким образом, за тотальностью классовой борьбы, последовавшей за Октябрем 1917-го и залившей евразийские просторы России реками крови, необходимо видеть и другую, более глубокую историческую реальность цивилизационную, тотальность не классового, а цивилизационного противостояния в России, цивилизационной борьбы между национальной и вненациональной Россией. Между той, которая была за историческую и национальную Россию, и той, которая была против нее, для которой Россия была не высшей самоцелью исторического творчества, а лишь средством для мировой революции и становления новой общечеловеческой цивилизации, построенной на принципах цивилизационной унификации всего человечества. При такой исходной установке Октября 1917-го его антирусская и антироссийская направленность, особенно в первые двадцать лет после революции, была неизбежной. Вот почему геноцид против собственной нации после революции нарастал по мере того, как революция набирала свою антицивилизационную направленность, направленность на преодоление России как России.

В частности, гражданская война в России 1918-1922 гг. не была бы тем, чем она стала в отечественной истории, если бы была только войной классовой, пролетариата и буржуазии - формационной. В ней была еще одна, более фундаментальная и на этой основе более разрушительная составляющая цивилизационная: война двух тенденций в цивилизационном развитии России собственно российская и антироссийская. Она в итоге и превратилась в главенствующую в истории России, определив характер ее исторического развития почти на все XX столетие. И этим и Октябрьская революция, и последовавшая за ней гражданская война радикально отличаются от всех им предшествующих в мировой истории, так как ни одна из них, включая сюда и Великую Французскую революцию 1789-1794 гг., не ставили перед собой задач изменения типа локальности цивилизации. Французская революция стала революционным преобразованием формационных, но не цивилизационных основ Франции, средством овладения новыми формационными качествами общества, а не средством преодоления Франции как Франции, основ локальности ее цивилизации, а в итоге средством превращения Франции в иную страну, с иными цивилизационными основами истории.

Все совершенно иначе сложилось в России и только потому, что она была втянута в режим исторического развития, основанного на вненациональных исторических смыслах, целях и ценностях существования в истории. Разумеется, с двумя цивилизационными тенденциями в развитии России российской и антироссийской тесно переплелись тенденции социально-экономического освобождения человека труда, связанные с поиском новых формационных качеств общества. Но они не перекрывали собой реальности цивилизационных, действием которых в первую очередь и можно объяснить крайнюю степень ожесточенности гражданской войны. "Она произошла не потому, - как писал бесконечно много размышлявший на эту тему В.В. Шульгин, - что помещики хотели спасать свои имения, а потому, что они хотели спасти свою родину"23. И это принципиально важное обстоятельство, как правило, ускользает при анализе причин возникновения гражданской войны, при объяснении самого ее исторического характера и сути. А они с необходимостью должны содержать цивилизационную составляющую.