Постижение России. Опыт историософского анализа

Таким образом, после Октября 1917-го вопрос встал не больше и не меньше, как о формировании на евразийских просторах России принципиально нового исторического субъекта для принципиально новой цивилизации с принципиально новым генетическим кодом истории - принципиально вненациональным. Базой этого процесса стало уничтожение целых классов и слоев российского общества, наиболее укорененных в российской истории, культуре, духовности, интеллектуально и творчески наиболее нагруженных и действенных, с наиболее развитым национальным сознанием, а потому и наиболее идентичных исторической и духовной специфике России. Очевидно, это была лучшая часть генофонда нации. Но и это еще не все. Оставшаяся часть нации была накрепко повязана с вненациональными смыслами, ценностями и целями бытия в истории в масштабах неприемлемых для гармоничного существования нации, разрушительных для самих основ ее существования в истории. Закономерным итогом всего этого стало то, что не могло не стать: колоссальная историческая дезориентация нации, слом основ ее национальной идентичности - исторической, культурной, духовной, полная хаотизация пространства национальной жизни как национального. Все это признаки разрушения русской нации как нации, которые и втянули ее в цивилизационную катастрофу.

Весьма разительным контрастом отношения большевизма к основам национального бытия русской нации и России стало их отношение к иным нациям России и даже к крайностям их национального самосознания - национализму. Он просто оправдывался с позиций весьма сомнительной применительно к России идеи неравноправности национализма угнетаемой и угнетающей нации, которые, если строго следовать букве ленинской мысли, неравноправны уже только потому, что первая в условиях России маленькая, а вторая, русская большая. Национализм остается национализмом, будь то большой или маленькой нации. И для того, чтобы противостоять национализму угнетающей нации, для этого нет необходимости вооружать себя идеями своей национальной исключительности и претендовать на какие-то исключительные права в своих отношениях с большой нацией. Здесь клин не выбивается клином. Проблема решается иначе - защитой своих прав быть нацией и нацией равноправной с любой другой нацией во всех отношениях и измерениях жизни, а не нагнетанием националистической истерии малых наций и, тем более, оправданием их национализма.

Но его оправдание и поддержка как национализма оказались не случайным эпизодом в истории большевизма, который активно искал союзников в борьбе с царским режимом. И, судя по всему, его нисколько не смущала не только антирежимная, но и антироссийская и даже антирусская суть национализма так называемых "национальных окраин" России. Солидаризируясь с ним, большевизм обнаруживал и свою антироссийскую и антирусскую суть, неотделимую от природы большевизма и в той мере, в какой он рассматривал российское и русское начало российской цивилизации в качестве главных препятствий на пути продвижения к мировой пролетарской революции - к новой общечеловеческой цивилизации. Как показали последующие события, антироссийские и антирусские настроения сполна были использованы не только для развала царской России, но и в борьбе с Белым движением. "Не забывайте, - писал по этому поводу большой знаток национального вопроса И.В. Сталин, - что если бы мы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича не имели так называемых "инородцев", не имели ранее угнетенных народов, которые подрывали тыл этих генералов? - мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов"24.

Широкое эксплуатирование тезиса об "угнетенных народах" царской России и связанного с ним идеологического обоснования и оправдания их национализма, постоянное проталкивание всего этого через всю советскую, а теперь и постсоветскую историю России, более того, попытка рассматривать историческое и национальное пространство теперь и советской России через призму "угнетенных народов" и исторической правомерности их национализма все это требует более внимательно и от этого более критически отнестись ко всему комплексу озвученных идей. Похоже, ленинские идеи превратились в очень удобное идейное обоснование и оправдание антироссийских и антирусских настроений "национальных меньшинств", для реабилитации и одновременной реанимации их национальных комплексов в любой момент истории России. Однако есть самые серьезные основания сомневаться в справедливости рассматриваемой системы идей, поскольку их системообразующее основание - идея об угнетающей русской нации и угнетаемых всех остальных выглядит больше чем сомнительной.