Постижение России. Опыт историософского анализа

Но не задействованы ли в этих процессах и другие причины, связанного, но несколько иного аспекта содержания: неукорененность России в основах собственных национальных архетипов, слишком слабая их представленность в иерархии национальных ценностей в качестве ценностей национальной идентичности, а отсюда и та легкость ухода от их исповедования в качестве национальных святынь. Иными словами, не является ли историческая уязвимость России как идеократического государства еще и следствием того, что ее идеократическая сущность в некоторых случаях не является в полной мере идентичной России, ее исторической и национальной сущности. Во всяком случае, именно это противоречие между идеократической сущностью России и вненациональностью этой идеократичности в полной мере проявилось в исторических обвалах Октября 1917-го и Августа 1991-го.

В особенностях духовных архетипов России следует искать ответы и на другие особенности национального поведения в истории, которые оказались весьма разрушительными для нее как для национальной истории. Где истоки непомерного русского национального нигилизма, доходящего до национального самозабвения? Почему Россия так восприимчива к мессианским идеям жертвы, служения общему и другому, доходящего до пренебрежения к собственному национальному началу - национальному как национальному? Откуда такая преданность идеям всемирного общечеловеческого единения, даже если ценой ему становится слом основ собственной исторической и национальной идентичности? Да все оттуда же, из акцентов духовного поиска, из особенностей базовых оснований духовной ориентации жизни вообще, которые смещены в сторону поиска конечных оснований абсолютного Добра, Любви и Правды жизни. Воплощаясь в духовных императивах соборности и всеединства, они легко переходят в крайности и на этой основе в свою противоположность.

Так, идея соборности, как особого типа единения людей, выступающего в качестве результата искания добра для всех и каждого, в пределе для всего человечества, тип единения через всемирное "боление за всех" в своем наиболее последовательном проведении легко перевоплощается в крайности антинационального бытия. Поиск добра для другого, а тем более для всего человечества далеко не всегда можно совместить с национальными формами бытия, с сохранением национального интереса как национального. И в итоге получается, что "национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое объединение"34. Но это объединение с сохранением основ национальной идентичности или они поглощаются масштабом общечеловеческого объединения? Но в любом случае весьма показательно: национальная идея в качестве главного целевоплощения имеет отнюдь не национальные ценности и смыслы бытия в истории, они оттесняются на периферию национального бытия и вместе с ними на периферию истории оттесняется и сама нация. Вот и готовое духовное пространство для произрастания национального нигилизма под самыми лучшими общечеловеческими лозунгами, пространство, в котором национальное неизбежно входит в противоречие с вненациональным в масштабах, разрушительных для основ национального бытия в истории.

В этой связи весьма показательно и другое: русская душа, "гений русского народа, может быть, наиболее способны из всех народов вместить в себя идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия"35. А потому "стать настоящим русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей"36. Все это, может быть, и так и само по себе прекрасно, но, как показал исторический опыт России за XX столетие, попытка безудержного и безразборного братания без учета цивилизационной, культурной и духовной совместимости, есть не что иное, как попытка реализовать утопию в истории. Не все, что само по себе хорошо и прекрасно, отвечает самым высоким чаяниям человеческой души, может быть реализовано в истории. И дело не только в том, что исторический идеал не может быть реализован сразу, без переходных периодов и даже эпох, но и в том, что в истории существует принципиальный запрет на реализацию любого идеала.