Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

Есть принципиальный запрет на достижение своеобразного "царства божьего на Земле", некого подобия социального рая. История не может стать местом осуществления любых возможностей социального бытия, любых идеалов только потому, что они идеалы. Непонимание тех различий, которые существуют между сферой возможного и действительного, идеального и реального в истории, многое объясняет в парадоксах истории России ХХ века. При этом они нарастали в истории России как раз по мере того, как ее пытались превратить в историю НЕ России, осуществления принципиально вненациональных идеалов бытия в истории. И это весьма характерная по своей симптоматике зависимость: там, где не считаются с национальными основаниями бытия в истории, как с самыми глубокими, предельными ее основаниями, там не составит труда препарировать историю в соответствии с логикой любого произвольного идеала в истории.

В этом отношении весьма показательным является то, чем может стать и становится русское всеединство, если его не ограничить национальными формами бытия в истории, чем может стать абсолютная отзывчивость русского национального сердца на логику бытия другого. Духовной и исторической бесхребетностью, поразительной легкостью сдачи под чужое и чуждое духовное историческое влияние. "Всемирная отзывчивость", открытость другим культурам, терпимость, стремление понять и принять инакодумающего и инаковерующего, ужиться с ним, стремление к запредельным синтезам самых разнородных идей и культур - все это само по себе прекрасные качества, но вместе с тем именно они тяжелым, а в ряде случаев и непосильным грузом ложатся на основы национальной и исторической идентичности России.

Именно они создают не только благоприятный фон и условия, но и сами действующие причины, инициирующие хаотизацию основ исторической и национальной России, основ ее идентичности как России. Эта легкость перехода от всечеловечности к слому основ национальной и исторической идентичности должна стать предостерегающим обстоятельством на пути безмерной открытости России неисчерпаемости мира. Она не может быть доведена до абсурда - до преодоления самой России. А потому принципиальная открытость России миру, ее всемирная отзывчивость должны быть открытостью и отзывчивостью России, твердо стоящей на принципах национального исторического развития.

Следует считаться и с другой стороной проблемы, когда вталкивание России в пространство вненационального исторического развития, круто замешанного на крайностях лозунга любви и человеческого братства, стремления жить всем и, соответственно, для всех, на поверку оказывается попыткой навязать России бытие посредством абсолютизированных форм исторического бытия - в форме идей, лозунгов, схем, идеалов, ценностей, смыслов, целей, средств, не подготовленных развитием национальной, а нередко и мировой истории и вообще мало что имеющих общего с ее сложившимися, а потому осуществимыми реальностями. По этой причине такое бытие становится для нации не только дезориентирующим, но и материально, и духовно истощающим бытием, так как жить абсолютными формами бытия значит жить на крайнем пределе возможного в человеке, что и доказала история России ХХ столетия. Она стала историей разрушения и истощения национального тела и духа России и в той самой мере, в какой стала бытием посредством абсолютизированных форм исторического бытия, которые утверждали себя в качестве таковых как раз по мере того, как становились вненациональными.

Есть прямая зависимость между бытием посредством абсолютизированных форм бытия в истории и попытками превратить национальную историю во вненациональную, хотя бы потому, что вненациональное, если и может преодолеть национальное в истории, то только посредством абсолютизированных исторических форм бытия в истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука