Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

Все это стало одним из основных противоречий Августа 1991-го, с которым он вошел в историю, и которое разрушает его в истории, ибо в своем отрицании исторических итогов развития Октября 1917-го Август 1991-го преуспел больше, чем того они заслуживали. Он стал отрицанием не столько в истории, сколько снова самой истории, он стал новой, второй за XX столетие попыткой начать историю России как бы заново. И в этом процессе, в итоге исторически невнятных реформ бездарно растратил исторический потенциал развития, накопленный за советский период истории.

Но историю, как и человеческую жизнь, нельзя начать заново, ее можно лишь продолжить и, в лучшем случае, лишь в новом направлении. Есть принципиальные различия между тем, чтобы начать историю как бы заново, и тем, чтобы ее лишь продолжить в новом направлении. В первом случае речь идет о логике цивилизационного переворота, о радикальной смене генетического кода истории, цивилизационных основ бытия в истории, всей системы архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их проживания в истории. Во втором, в случае продолжения истории лишь в новом направлении, речь идет лишь о логике изменения направления формационного прогресса или цивилизационной модернизации. Отсюда и различия в масштабах отрицания истории. В случае цивилизационного переворота отрицание нечто в истории перерастает в отрицание самой истории. Только так, через такой масштаб отрицания можно начать историю как бы заново, в итоге сменить генетический код истории и на этой основе выйти из одной локальной цивилизации и войти в другую. На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание, так как Август 1991-го начал именно с тотального отрицания советского периода истории России, с попыток придать ему цивилизационный масштаб и глубину.

Увы, но история повторилась: то остервенение, с которым советская цивилизация разрушала историческую и национальную Россию, вернулось к ней, когда она испытала на себе все "прелести" цивилизационного отрицания. Большевистские методы обращения с собственной историей не изменили своей сути, они изменили лишь свою направленность, но от этого не перестав быть большевистскими, нацеленными на разрушение основ русско-российской цивилизации. И это в то время, когда преодоление любой исторической формы и периода развития русско-российской цивилизации, в данном случае советского, не есть еще преодоление ее русско-российской сущности, во всяком случае, не должно быть. Не следует кризис части превращать в кризис всего целого, всей русско-российской цивилизации, всей ее истории. Август 1991-го не справился с искушением цивилизационного отрицания - он довел отрицание советской формы и периода в развитии русско-российской цивилизации до отрицания ее русско-российской сущности, самой России.

Можно констатировать и большее: отрицание большевизма, советизма, коммунизма - всех старых "измов", порожденных Октябрем 1917-го, всей советской истории вместе с тем сопровождалось не просто сохранением, но даже развитием, но уже в новых условиях главного момента в их сущности парадигмы вненационального отношения к России, к самим основам ее существования в истории. В связи с этим попытка вновь, но уже в конце XX века повязать Россию с вненациональными ценностями, целями и смыслами бытия нельзя квалифицировать иначе как своеобразный посткоммунистический синдром, последствие набранной за советский период истории России коммунистической инерции поведения в истории. Август 1991-го начал повторять Октябрь 1917-го в самом печальном и трагическом, исторически преступном и бессмысленном - в разрушении основ своеобразия русско-российской цивилизации, генетического кода ее истории как в русской, так и российской ее ипостасях. И это разрушение, как и после Октября 1917-го, началось с разрушения основ исторической идентичности - основы всех остальных форм идентификации в обществе и истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука