Постижение России. Опыт историософского анализа

В зависимости от переживаемого момента, тогда, когда ставится задача захвата власти, клеймят "рабскую душу", излишнюю покорность русского народа. Когда же, напротив, главной задачей становится удержание власти, основным объектом нападок становится непокорность русского духа, его бунтарско-анархистская и революционная составляющая. Вполне очевидно, и то и другое - заметное преувеличение того, что в действительности имеется в духовных архетипах русской нации и, соответственно, истории России, которая не была историей только рабской покорности русского народа или, напротив, историей лишь одних крестьянских войн и революций. В ней, как в истории отношений русской нации с собственным государством и властной элитой, было все, и это все определялось конкретными противоречиями конкретной исторической ситуации, тем, насколько они понуждали к покорности или протесту.

Нация живет не только исходя из своих архетипов, но и исходя из реально складывающейся исторической ситуации, на которую накладываются ее духовные архетипы, а они таковы, что не принуждают русскую нацию, будь то только к покорности или к стихии перманентного протеста. Но не вызывает сомнений другое: русские за последнюю тысячу лет мировой истории зарекомендовали себя как самая непокорная нация перед лицом внешней угрозы своей национальной самобытности и государственной независимости. Нас так никто и не сумел покорить и, прежде всего, потому, что не сумел покорить дух Великой и Святой России.

Обращает на себя внимание и другая тенденция - стремление превратить историю в современность, не современность в продолжение прошлого, а именно прошлое в своеобразное продолжение современности, в итоге представив его не таким, каким оно было и есть в своей действительной сущности, а таким, каким выгодно представить его для современности. Современность начинает формировать понимание прошлого под себя, в том числе и под свою историческую ограниченность, преходящность и даже извращенность. Ведь никто из смертных не знает наперед, было ли прошлое движением к наличной действительности или сложившиеся формы современности сами являются переходными к каким-то более фундаментальным состояниям истории. А посему прошлое может оказаться движением не к современности, а к тому, что будет за ней и ее отрицанием как современности. Кроме того, оно может быть движением к самому себе, как к прошлому, и в этом смысле принадлежать только самому себе, только прошлому, не говоря уже о том, что прошлое может быть движением и просто в никуда, но при этом быть и быть уже давним или даже недавним прошлым.

Одним словом, необходимо чувствовать самодостаточность истории и не рассматривать прошлое только в качестве нечто такого, что подготавливает современность и имеет ценность и смысл лишь в той мере, в какой они задаются современностью. В этой связи претензии современности представить все прошлое как только движение к себе, а себя абсолютной точкой отсчета всего исторического в истории не выдерживает критики. Современность всегда высвечивает в прошлом нечто новое, но не до такой степени, чтобы понимать прошлое только через призму современности. Большее из того, что является историей, принадлежит уже самой истории и должно пониматься конкретно исторически, только так и таким, как и каким оно было в прошлом, и только после этого и на основе этого еще и таким, каким оно стало для современности.

Вот почему прошлое недопустимо актуализировать в такой степени и так, чтобы сделать его фактором современности, всех общественно-политических процессов и уж тем более добиваться ответственности и некоего покаяния новых поколений за то прошлое, к которому они не имели никакого отношения, как не участвовавшие в его становлении. Ответственность за историю ложится только на те поколения нации, которые объективировали себя в этой истории и стали этой историей. В стремлении до предела актуализировать историю в современности просматривается желание превратить ее не только в средство понимания современности - не все можно объяснить прошлым и, тем более, отдаленным прошлым - сколько в средство борьбы за современность, за власть над современностью.