Постижение России. Опыт историософского анализа

И вообще, автор проявляет явно неумеренную тягу к обвинительному уклону в оценке самой природы отношений России с Европой, при этом полностью игнорируя реально-исторические и неоднократные попытки Европы завоевать Россию, вплоть до ее уничтожения как России европейским фашизмом. Складывается впечатление, что в отношениях России с Европой во все периоды истории и во всех исторических ситуациях виновной стороной была Россия и только Россия и только потому, что якобы была "форпостом варварского Востока на Западе", уже только потому, что не была Западом. Вполне очевидно, автор исходит не просто из предельно зауженных, а близких уже к исторической патологии евроцентристских представлений об истории.

В их рамках нечто в истории обладает историчностью лишь в той связи и мере, в какой связано и вошло в историю Европы - представлений давно и, казалось бы, навсегда осмеянных в мировой философской мысли, начиная с О. Шпенглера и кончая А. Тойнби, для которого, в частности, проблема единства человеческой истории - это не одно и то же, что и проблема ее унификации и, тем более, на базе западного общества. Тезис об унификации мира на базе западной экономической системы как закономерном итоге единого и непрерывного процесса развития человеческой истории явным образом преувеличивает "роль ситуации, исторически сложившейся совсем недавно и не позволяющей пока говорить о создании единой Цивилизации, тем более отождествлять ее с западным обществом".

Подобный взгляд на современный мир в лучшем случае "следует ограничить только экономическим и политическим аспектами социальной жизни, но никак не распространять его на культуру, которая не только глубже первых двух слоев, но и фундаментальнее. Тогда как экономическая и политическая карты мира действительно почти полностью "вестернизированы", культурная карта и поныне остается такой, какой она была до начала западной экономической и политической экспансии"42. И она не может быть вестернизирована в принципе, ибо в данном случае речь идет о том, что не поддается никакой унификации о цивилизационных основах исторической реальности и, следовательно, о локально цивилизационном многообразии мира, которое, если и может существовать, то только именно в локально цивилизационном своем многообразии. При этом все в этом многообразии обнаруживает свою самодостаточность и самоценность независимо от того, до какой степени оно близко или далеко отстоит от цивилизационных, культурных и духовных основ и стандартов того, что понимается под Западом.

В самом деле, нельзя же лишь на том основании, что Россия действительно не стремилась соединиться и, тем более, войти в Западную Европу, превращать ее в историческом измерении в нечто близкое к ничто. Зачем превращать историческую, цивилизационную, культурную и духовную самодостаточность России в некий ее первородный грех, с которым она якобы вошла в историю и которого она не преодолеет до тех пор, пока не преодолеет в себе самой себя, России? Зачем лишать нацию и страну их оснований в истории, основ исторической, цивилизационной, культурной и духовной идентичности? Только для того, чтобы преодолеть и эту нацию, и эту страну в истории, а значит, и саму историю, или превратить их просто в "эту" нацию и в "эту" страну - в совершенно маргинальные образования истории, лишенные основ исторической, цивилизационной, культурной и духовной самодостаточности, то есть всего того, что образует незыблемое, абсолютное и конечное основание в истории, то, что сохраняет и воспроизводит Россию в качестве России, а русских в качестве русских. Кого-то такая историческая перспектива России и русской нации может устроить, но, вполне очевидно, только не саму русскую нацию и Россию.

Таким образом, у рассматриваемой проблемы есть несколько пластов реальности. Первый, сугубо теоретический, парадигмальный, связанный с, казалось бы, давно преодоленной исторической парадигмой евроцентризма: игнорирование права на историчность иных цивилизаций и культур, придание преувеличенного значения европейской. Мыслить так в конце XX века значит уподобиться мыслям негра еще доколониальной Африки, "разделяющего мир на свою деревню, на свое племя, и на "все остальное" и считающего, что луна много меньше облаков и что они ее проглатывают". Коль скоро мы начали цитировать О. Шпенглера, стоит напомнить о сути совершенной им своеобразной коперниканской революции в истории.