Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

Но что до этого автору. Он не затрудняет себя анализом критериев подлинности и не подлинности христианства или марксизма. Он одержим иной и весьма подозрительной идеей - подверстать под идею исторической и духовной дебильности России абсолютно все, что попадало в пространство ее исторического и духовного развития. В этой связи составляется целый компендиум духовных прегрешений России и русской нации. Это и "интеллигентский псевдореволюционный атеизм (интересно, чем псевдореволюционный и, тем более, интеллигентский атеизм отличается от революционного и просто атеизма.- Н.К.), эмпирическое антиличностное православие (в чем же проявилось это антиличностное начало в русском Православии и, тем более, его эмпирический характер.- Н.К.), терпевший исторический крах царизм, нигилизм по отношению к несшей идею свободы великой русской литературе (где и в ком увидел этот нигилизм автор.Н.К.)". Естественно, все это было помножено "на антиличностно понятый марксизм (ни к чему не обязывающая и ничего не объясняющая формулировка, но фиксирующая, что и марксизм был якобы извращен в России.- Н.К.) и подъем общинных народных масс"49. То есть не просто масс, а именно, надо полагать, очень плохих масс. Характерная для автора словесная эквилибристика: одним словом, в данном случае "общинных", попытаться дискредитировать без разбора все формы исторической активности масс, имевших место на протяжении всего XX столетия в России. При этом, и это особенно симптоматично, найти слово с максимальным национальным наполнением и посредством его тенденциозного использования нанести наиболее болезненный удар именно, подчеркиваем, национальным устоям России.

Обо всем этом и так подробно можно было бы и не говорить в силу явной одиозности и национальной тенденциозности автора, хотя страна должна знать своих "героев", героев катастройки, подготовивших духовные предпосылки, саму ментальную атмосферу, в которой она стала возможной. Но дело не в "героях", а в их количестве. Их было и остается слишком много, даже для такой большой страны, как Россия. Страна была буквально завалена высказываниями порочащими не просто режим, не просто общественно-политический строй страны, а сами устои исторической и национальной России. "Россия - сука!" - А. Синявский; "Россия тысячелетняя раба" - В. Гроссман; "Россия должна быть уничтожена" - Т. Щербина; "Русские дебильны в национальном отношении" - Р. Озолас; "Русский народ - народ с искаженным национальным самосознанием" - Г. Старовойтова. Вот далеко не полный перечень, далеко не самых "крутых" высказываний о России и далеко не самых последних людей в России, которые, судя по всему, не делали никаких различий между преходящим и вечным в России, между тем, чем была или может быть Россия в тот или иной период своего исторического развития, и тем, что она есть в своей действительной русско-российской сущности.

Пора осознать: оппозиция режиму это не одно и то же, что и оппозиция к самой России, к генетическому коду ее истории, к архетипам социальности, культуры, духовности, к самому способу их проживания в истории. Режимы приходят и уходят, а Россия - остается, по крайней мере, должна оставаться, и до тех пор, пока будет жив хотя бы один человек, который будет сохранять, воспроизводить и развивать генетический код ее истории. Но именно он, похоже, очень многих не устраивает в России. Подчеркнем, речь идет не о безразличии к нему, это можно было бы как-то понять и с этим примириться, а о прямой и страстной заинтересованности в том, чтобы его преодолеть как генетический код истории России, с которым неизбежно будет преодолена и сама Россия, ибо будет уничтожена духовная основа России в основах человеческой души - базовые ценности исторической и национальной идентичности России и в ней русской нации.

Дело, следовательно, в нечто большем и ином, чем только в политических пристрастиях и различиях, не в том, какие политико-экономические и социальные убеждения исповедуются - либеральные, коммунистические, социал-демократические, центристские, рыночные, не рыночные?, дело в нечто более глубоком и абсолютно принципиальном - в России, в том, как относиться к ней, как к России или как просто к "этой стране". В России есть оппозиция к самой России, не к ее исторически преходящим свойствам, а к ее сущности. В России есть оппозиция к ее цивилизации, культуре, духовности. В России есть цивилизационное противостояние между Россией и НЕ-Россией, противостояние, многое объясняющее в ее современной истории, в частности, в истоках ее великих потрясений на протяжении всего XX столетия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука