Постижение России. Опыт историософского анализа

И это понятно, новая цивилизационная парадигма развития требует своего обоснования, что можно осуществить только исторически, только через отрицание ей предшествующей цивилизационной парадигмы. Отсюда и страшные разрывы в историческом сознании нации, слом исторической идентичности посредством отказа от исторической преемственности, когда, к примеру, Октябрь 1917-го начинает свое бытие в истории с исторического нигилизма, с отрицания истории, ему предшествующей, а Август 1991-го делает то же самое по отношению к истории, последовавшей после Октября 1917-го. А поскольку созданное после Октября 1917-го подготовлено предшествующим развитием, то и оно в итоге становится объектом отрицания. Отрицание, тотальность отрицания истории становится духом эпохи.

После Августа 1991-го возобладала странная реальность, когда пропуск в демократию стал вообще ассоциироваться с глубиной ниспровержения собственного прошлого как такового, независимо от того, каким оно было,хорошим или плохим. В любом случае оно оказывалось НЕ ТАКИМ, далеким от нового цивилизационного идеала и парадигмы исторического развития, противоречащим им. И что показательно, собственная национальная история подлежала преодолению не только в историческом сознании нации, но и в новых формах ее исторического творчества. В своих главных, основополагающих формах оно должно было стать свободными от итогов предшествующего развития и как раз в той самой мере, в какой новая цивилизационная парадигма исторического развития оказывалась вненациональной.

И это закономерно, вненациональные формы бытия в истории не нуждаются в истории и уж точно в исторической преемственности, так как она мешает их объективации в истории в качестве вненациональных. Слом исторической преемственности становится источником слома исторической идентичности, которая, в свою очередь, завершается сломом национальной. Отсюда и растерянность нации, которой, к примеру, нет в Прибалтике, потому что нации Балтии восстановили свою историческую преемственность в ее национальной составляющей. Россия же разрушает все и в первую очередь то, что связывает ее с национальными формами бытия в истории.

Ответом на вызов историческим основам бытия локальности собственной цивилизации в истории должно стать восстановление исторической преемственности в ее развитии в полном объеме, глубине и национальной адекватности. Пора осознать исторические корни падения России в истории. Они в попытке преодолеть исторические основы собственного бытия в истории, отказаться от логики преемственности и продолжения ее как национальной, в стремлении освоить такие формы исторического творчества, которые не являются выражением и продолжением саморазвития их национальных, русско-российских основ. Ответом на все это может быть единственно приемлемый для современной России путь исторического развития, восстанавливающий основы ее идентичности в истории,- путь срастания с собственными историческими корнями, соединения с собственным историческим опытом развития, адаптация этого опыта к решению задач переживаемого момента истории. Это предполагает еще и защиту национальной истории - и как национальной, и как истории - от всех маргинализированных форм исторического сознания, а в ряде случаев и просто от интеллектуального босячества, вознамерившихся под флагом свободы творчества осуществить тотальный погром национальной истории России. Право на свободу интерпретации истории России это не одно и то же, что и право на свободу ее дискредитации.

История России - это не просто ее прошлое, это наше национальное прошлое, оно принадлежит нам, и для нас оно священно, священно и в своих взлетах, и в своих падениях. Новая Россия неизбежно будет по-новому новой, но при этом она должна оставаться Россией - Великой Россией, в том числе и через величие своей истории. Всякая попытка поставить под сомнение историческую продуктивность ее бытия в истории должна расцениваться как покушение на основы бытия России в истории и в ней русской нации, должна квалифицироваться по шкале самого низкого нравственного падения в жизни.

В конце концов, Россия есть прежде всего то, что есть ее история, она тождественна ей и есть настолько Россия, насколько есть продолжение своей истории, хорошей или плохой, но своей истории. Стать тождественной ей - это и значит стать Россией. Нечто новое может входить в пространство ее исторического бытия только на исторической основе. То, что не способно к этому, не способно просто стать Россией, а потому и быть частью исторической реальности России, ее развития как российской. Таковы законы исторической преемственности всякого бытия в истории.