Посткоммунистические государства всеобщего благосостояния. Политика реформ в России и Восточной Европе

Сравнение уровней бедности осложняется различиями в методах, используемых для расчета признаков бедности для разных государств. В таблице 5.1 бедность показана в соответствии со стандартизированным показателем (ниже $ППС – паритета покупательной способности в долларах США, 4,30 в день) для пяти стран за 1998–2002 годы. Как видно из таблицы, уровень бедности во всех трех странах бывшего Советского Союза был выше и более устойчивым, в значительной степени из-за их более длительных рецессий, а по мере восстановления экономики он повсеместно значительно снизился. Во всех странах наибольшему риску бедности подвергались дети, многодетные семьи и родители-одиночки. Даже в Польше и Венгрии бедность среди этих групп населения во время рецессии достигла 20–30 %, и они оставались группами наибольшего риска. В обеих странах семейные пособия с учетом уровня доходов, введенные в середине 1990-х годов, значительно сократили масштабы бедности среди детей в реальном выражении и на высоких по международным стандартам уровнях [Forster, Toth 2001: 329]. В России пособия мало способствовали снижению уровня бедности и отличались слабой адресностью даже по сравнению со странами с низким уровнем развития, в то время как в Казахстане программы помощи с учетом уровня доходов оказались в какой-то степени эффективными. Следует отметить, что уровень бедности в Беларуси в 1998 и 2000 годах был высоким, несмотря на сравнительно высокие социальные расходы. Пожилые люди были относительно защищены во всех странах. И бедность, и неравенство оставались на уровнях, значительно превышавших отмечавшиеся до переходного периода.

Доступ к здравоохранению и образованию в рассматриваемых странах к концу десятилетия заметно различался. Несмотря на то что количественную оценку уровню исключения доступа к этим услугам дать сложно, данные, представленные в главе четвертой по России и в этой главе по Казахстану, указывают на то, что по крайней мере 10 % населения России и более 20 % населения Казахстана не имели доступа к необходимым медицинским услугам или лечению. В Польше и Венгрии системы здравоохранения, наоборот, оставались инклюзивными. По словам Хаггарда и Кауфмана, в Восточной Европе, несмотря на реформы, «принципы универсализма, как правило, сохранялись де-факто, если не де-юре» [Haggard, Kaufman 2006, chap. 8, 5]. Доступ к начальному образованию оставался всеобщим во всех странах, но оценки показывают, что в России и Казахстане 15–20 % детей среднего школьного возраста не были зачислены в начальные школы (таблица 5.8, колонка 2). Во всех пяти странах безработица затрагивала прежде всего молодежь в возрасте 15–24 лет и находилась на уровне 15–25 %, а финансовая отдача от образования возросла, что привело к росту числа поступлений в вузы. В то же время часть более бедной молодежи не посещала школу и не работала, что способствовало численному росту низших классов, не связанных с государством всеобщего благосостояния.

Наконец, уровни охвата социальным страхованием, на которые указывают ставки пенсионных сборов, в разных странах были разными. В Беларуси охват населения трудоспособного возраста оставался практически всеобщим; в Польше и Венгрии он составлял почти 70 и 80 % для рабочей силы и две трети для населения трудоспособного возраста соответственно. В Казахстане уровень охвата был значительно ниже. Он составлял меньше 40 % и 30 % соответственно – уровни, которые характерны и для других приватизированных низкооплачиваемых систем, таких как в Латинской Америке, где значительная часть работающего населения и населения трудоспособного возраста не размещает или не может позволить себе разместить средства на инвестиционных счетах (таблица 5.8, столбцы 3–4). Цифры, приведенные в этих колонках, относятся к различным годам и не являются строго сопоставимыми, однако различия в их размерах значительны. Отметим, что уровень пенсионного охвата даже в Польше и Венгрии остается значительно выше уровней, отмечавшихся до переходного периода.

Социально-либеральные и информализованные посткоммунистические государства всеобщего благосостояния