Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Мы уже знаем из трудов деколониальных теоретиков и философов-постгуманистов, насколько обедняет человек свою жизнь антропоцентризмом — чувством собственной исключительности и объективированием всех остальных живых и неживых существ. Исследования магических обществ показывают, что большинство из них рассматривают своё племя или сообщество как часть чего-то большего, планетарного или вселенского; характерны истории о попытках христианизации разных племён: магическим обществам была непонятна и противна идея индивидуального спасения, они могли представить только спасение всем вместе; отсюда совсем другое понятие о родстве и связи с окружающей средой — то, чему западным обществам хорошо бы научиться. Мусял также пишет про синкретизм, объединяющий магическое мышление и мышление детей; обычно считается, что дети до определённого возраста просто не умеют устанавливать границы между вещами, которые в реальности разделены: например, между собой и внешним миром. Но Мусял отмечает, что синкретизм — это не размывание существующих границ, а, скорее, изначальное их отсутствие; для членов магических обществ абсурдно разделение по типу «есть я, а есть мир вокруг, есть природа, а есть техника» — в их понимании всё это связано и является частью друг друга. Учитывая работы таких биологов, как Линн Маргулис, рассказывающих о том, что на планете всё связано между собой гораздо более буквально, чем мы подозревали, — возвращение магии в мир и новые формы синкретизма могут оказаться не «левацким переизобретением волшебства», а открытием глаз на то, как на самом деле обстоят дела. Парадоксальным образом одним из путей, через которые магия возвращается к «рациональному человеку», стали технологии.

Критическая теория технологий

Мы уже говорили про любовь, секс и язык как технологию, — из этого ясно, что понимание технологий как software + hardware (что некритично принимает Роб Брукс и многие другие авторы) — слишком узкое. Прежде чем отвечать на вопрос, а чем тогда являются технологии, можно попробовать спросить — какой жест или действие считаются технологичными и почему? Эндрю Финберг, которого называют одним из ключевых авторов критической теории технологий, пишет[255], что обычно техническое действие понимают в категориях эффективности и контроля, но сами эти категории уже являются частью технического подхода к миру. Финбергу кажется, что эту проблему может помочь решить концепция «безличного господства», заимствованная у Маркса (та самая «невидимая рука рынка»); как правило, человек может воздействовать только на ту систему, в которую он уже включён, — и она неизбежно посылает ему обратную связь. Но техническое действие позволяет частично ускользнуть от «ситуации человека» (human condition): при нём обратная связь объекта непропорциональна человеческому действию в отношении него. Финберг приводит пример, как двухтонный автомобиль может нестись с огромной скоростью по дороге, а внутри него человек в абсолютном спокойствии слушает Моцарта. Так создаётся иллюзия отсутствия влияния технического объекта на человека; но даже если машина никуда не несётся, то город, в котором водитель с машиной находится, населён миллионами других таких же водителей, и их автомобильное движение формирует ту городскую среду, которая неизбежно влияет на каждого водителя в отдельности, то есть при техническом действии влияние технологий на человека как бы отсрочивается, погружая его в иллюзию полного контроля над машинами.