Читаем Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма полностью

В то же время рынок как понятие в его общем употреблении редко имеет какое-то отношение к выбору или свободе, поскольку и то и другое определено для нас заранее, о чем бы мы ни говорили — о машинах новых моделей, игрушках или телепрограммах: мы, несомненно, выбираем из их числа, однако едва ли можно сказать, что мы действительно оказываем определяющее влияние на выбор между ними. Следовательно, гомология со свободой является в лучшем случае гомологией с парламентской демократией нашего представительского типа.

Кроме того, в социалистических странах рынок, по-видимому, имеет большее отношение к производству, чем потреблению, поскольку на первый план там прежде всего выходит вопрос о поставке запасных частей, компонентов и сырья другим производственным единицам (и решением именно этого вопроса предстает тогда в фантазии рынок западного типа). Но, вероятно, лозунг рынка вместе со всей сопровождающей его риторикой был придуман как раз для того, чтобы обеспечить решающий сдвиг и смещение от понятийной системы производства к понятийной системе распределения и потребления, что на деле выполняется им, видимо, довольно редко.

Между прочим, по-видимому, также можно отбросить и довольно важный вопрос собственности, который представляет для консерваторов известную интеллектуальную трудность: в этом случае исключение «оправдания исходных прав собственности»[237] будет рассматриваться в качестве синхронической рамки, исключающей измерение истории и систематическое историческое изменение.

Наконец, следует отметить, что, с точки зрения многих неолибералов, у нас не только нет еще свободного рынка, но и то, что мы имеем вместо него (и что в иных случаях защищается в качестве «свободного рынка», противостоящего Советскому Союзу)[238], а именно взаимные соглашения и подкупы групп влияния, частных интересов и т.д., является, согласно позиции новых правых, структурой, абсолютно враждебной настоящему свободному рынку и его учреждению. Анализ такого рода (иногда называемый теорией публичного выбора) является правым эквивалентом левацкого анализа медиа и консюмеризма (другими словами, обязательной теорией сопротивления, экспликацией того, что в публичной области и публичной сфере мешает обычно людям согласиться на лучшую систему, препятствуя самому пониманию и принятию такой системы).

Причины успеха рыночной идеологии можно поэтому искать не в самом рынке (даже если удастся выяснить, какой именно из этих многочисленных феноменов обозначается этим словом). Но лучше начать с наиболее сильной и полной метафизической версии, которая связывает рынок с природой человека. Этот взгляд фигурирует во многих, часто неразличимых, формах, однако в удобном виде он был формализован в качестве особого метода Гари Беккером в его подходе, восхищающем своим тотализирующим характером: «Я утверждаю, что экономический подход дает ценный унифицированный аппарат для понимания всего человеческого поведения»[239]. Так, к примеру, особому рыночному анализу можно подвергнуть брак: «Мой анализ предполагает, что похожие и непохожие люди вступают в брак, когда это максимизирует совокупный товарный продукт домохозяйства по отношению ко всем остальным бракам, независимо от того, какой именно показатель максимизируется — финансовый (например, уровень заработной платы и дохода с собственности), генетический (например, рост и интеллект) или психологический (например, агрессивность и пассивность)»[240]. Но особенно проясняет дело одно ключевое примечание, благодаря которому начинаешь понимать, какова настоящая ставка этого интересного тезиса Беккера: «Позвольте мне еще раз подчеркнуть, что товарный продукт — не то же самое, что национальный продукт в его обычных оценках, что он включает детей, партнерство, здоровье и ряд других товаров». Таким образом, в глаза сразу же бросается определенный парадокс, имеющий наибольшее симптоматическое значение для туриста, забредшего сюда из марксизма: эта наиболее скандальная из всех моделей рынка является на самом деле моделью производства! В ней потребление открыто описывается в качестве производства товара или специфической пользы; другими словами, речь идет о потребительской стоимости, которая может быть чем угодно от сексуального удовлетворения до удобного места, где можно отыграться на своих детях, если внешний мир к вам не слишком добр. Вот ключевое описание из Беккера:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука