Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма

Но если история стала пространственной, то же самое случилось с ее вытеснением и идеологическими механизмами, посредством которых мы избегаем исторического мышления (так, пример с Аляской представляет собой набросок прочтения, рассчитанного так, чтобы вы могли игнорировать смежные в пространственном смысле колонки); но теперь я имею в виду более обширную эстетику информации, в которой родовые несовместимости, выявленные в постмодернистском художественном творчестве, становятся сегодня, в постмодернистской реальности, особым видом силы, диктуя специфическую новую благопристойность или надменное спокойствие, согласно которым обязательство не принимать во внимание элементы, отнесенные к другим колонкам или ячейкам, позволяет найти средства конструирования ложного сознания, которое в тактическом плане оказывается более развитым, нежели прежние, более примитивные тактики лжи и репрессии, причем оно может обойтись без неуклюжих птолемеевских технологий классической идеологии. Это новый способ нейтрализовать информацию, сделать репрезентации неубедительными, дискредитировать политические позиции и их органические «дискурсы», короче говоря, действительно отделить «факты» от «истины», как говорил Адорно. Превосходство нового метода состоит в его способности мирно сосуществовать с информацией и полным знанием, в том, что уже присутствует в разделении подсистем и тематик на разные не связанные друг с другом части сознания, которые могут активироваться лишь локально и контекстуально («номиналистически») в разные моменты времени, различными, не соотнесенными друг с другом, позициями субъекта, так что стилистическое табу сочетается здесь с присущей человеку конечностью («Я могу быть только в одном месте — одном дискурсе — в одно и то же время»), дабы исключать не только прежние виды синтезов, но даже и терапевтические эффекты остранения, которые ранее проистекали из столкновения одной части данных с другой, вроде бы не имеющей к первой никакого отношения — как в драматических реконструкциях преступления, когда два свидетеля неожиданно сталкивались лицом к лицу.