Читаем Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма полностью

Постмодернизм и сам — главный пример концептуальности, которая проистекает из подобной системы, где сама реальность организована примерно как сети политических ячеек, члены которых встречались только со своими непосредственными коллегами. Соответственно, в рамках этой «концепции» сосуществование различных репрезентаций, с которым мы уже знакомы, хотя еще не отдали должное его специфическим операциям, можно сравнить с шизофренией, если последняя и в самом деле такова, как нам представляет ее Пинчон («День за днем Уэнделл все меньше сам и все больше общий. Он приходит на совещание, и в комнате вдруг полным-полно людей»[302]). Полная комната людей и в самом деле влечет нас в несовместимых направлениях, которые мы должны удерживать одновременно: одна позиция субъекта удостоверяет нам замечательное новое глобальное изящество ее повседневной жизни и ее форм; другая восхищается распространением демократии со всеми ее новыми «голосами», раздающимися из тех частей света, которые раньше молчали, или же из безмолвных классовых страт (просто надо немного подождать, и они проявятся, чтобы присоединиться к голосам всех остальных); другие, более сварливые и «реалистические», языки напоминают нам о некомпетентности позднего капитализма с его бредовыми конструкциями из бумажных денег, уходящими за горизонт, его Долгом и расширением процесса миграции фабрик, с которым можно сопоставить лишь открытие новых сетей фастфуда, полное обнищание структурно бездомных, не говоря уже о безработице и такой хорошо известной вещи, как городская «деградация» или городской «упадок», который медиа облекают в краски наркотических мелодрам и порнографии насилия, когда решают, что эта тема становится слишком затасканной. Нельзя сказать, что какие-либо из этих голосов противоречат другим; противоречить могут не «дискурсы», но лишь высказывания, а тождество тожества и нетождества, похоже, не слишком удовлетворительно для этого случая, для которого и «сосуществование» оказывается слишком уж мягким термином, предполагающим некий последний шанс межгалактического столкновения, в котором материя и антиматерия могли бы наконец встретиться и пожать друг другу руки. Даже скромная гипотеза Брехта о Голливуде, согласно которой Бог просчитал и спланировал лишь истеблишмент («небеса: несостоятельным и неудачливым они служат адом»), слишком функциональна, путь даже представление о городе — этом конкретном городе! — неизменно всплывает в сознании в качестве одной их немногих «репрезентаций», оставшихся мыслимыми: постмодернизм жив и здоров — в бутиках и модных ресторанчиках (нам и правда сообщают, что сегодня переделка ресторанов составляет значительную часть заказов постмодернистских архитекторов), тогда как другие реалии скитаются по улицам в старых автомобилях или пешком. Постмодерн, как идеологию, которая к тому же еще и «реальность», невозможно опровергнуть, пока его фундаментальной чертой остается радикальное разделение всех уровней и голосов, лишь рекомбинация которых в их тотальности могла бы его подорвать.

IX. Декаданс, фундаментализм и хай-тек

Последние отчаянные этапы игры в прятки указывают на наличие неких последних логических чуланов, в которых все еще можно было бы найти историю (разоблаченную как всего лишь пространственность в диахронических одеждах), несмотря на мрачную тишину, запрятавшуюся в глубине дома, которая заставляет вас сделать вывод, что, возможно, она задохнулась из-за кляпа. Но нет ли все же возможности породить историю из самого настоящего и наделить проекции и желания сегодняшней фантазии силой если не реальности, то по крайней мере того, что обосновывает и учреждает (stiften), как любил говорить Хайдеггер, реальность?

Эти проекции расходятся в противоположных направлениях, хотя их и можно выявить в наиболее содержательном корпусе подобных симптомов — в современной научной фантастике. Они разбегаются в направлениях, в которых я не решаюсь признать наших старых добрых друзей, прошлое и будущее, но возможно, что это новые, постмодернистские версии прошлого и будущего, в ситуации, в которой ни то, ни другое не имеет, как мы уже выяснили, каких-то особых прав на наше внимание или на нашу ответственность. Декаданс и высокие технологии — это и в самом деле повод и стартовая площадка для подобной спекуляции, причем они выступают в антитетических облачениях и модусах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука