А муженёк только возрадуется драгоценной добыче и простит появление Мириам. Девчушка чем-то напоминала ей дочь, вернее, ту дочь, которую не родила, но так хотелось родить. Взрослая девочка ослепительна красотой и именно такая дочь могла быть у неё и стратига. Не дурочка, забавна, свежа, обаятельна и совсем не капризна, просто прелесть ребенок.
Решила: сейчас позову скуку развеять, новости разузнать.
Диспут
О, какой удачный сегодня денёк. Солнышко в темечко, синь-ветерок, море играет, ах, славный денёк!
Насобирал по дороге вдоль моря сиреневых трав, стоявших кустарниками вдоль берега и дорожки, от них пахнуло летом.
Ах да, и правда, вскорости лето.
Пора торопиться, пора задуманное доводить до конца.
Фанаил прибавил шажищ: торопился.
В склепе темно, пахло старой вонью сдохнувших крыс. Задохнулся с порога, но чем ниже спускался, тем запах слабее. В привычной уже для себя позе присел на ступеньки: «Не спишь?»
Узник не спал. Синие брызги громадных глазищ смотрели устало. На исхудалом лице разве что только глаза и остались. Вся сила – в глазах.
С него сняли кандалы-ножные оковы: куда такому до порожка наверх по ступенечкам доползти, такой сдохнет на третьей. А тот и сам понимал, сдохнет, конечно.
Роли своей не страшился и не стыдился. Противно, конечно, сидеть в полутемном углу день-деньской да ноченькой темной. Сон не брал его вовсе.
«Не сплю».
«Что, скучаешь?» – медовый гласок.
«Нет, не скучаю».
«Как так, ты же один?»
«Я не один…»
Второй засмеялся: «Ну, да, не один, я же с тобою».
Узник ответил:
«Нет, я не один, и ты не со мною. Со мною – не ты!»
«А кто? Таракан? Или ящерка забредает поговорить? Ты, часом разумом не поехал? Вспоминаешь Никифора да Климента. А сейчас кого вспомнишь, меня?»
Отсмеялся и начал: «Вот ты один и вас было много, кучка монахов, да сколько там при вас…»
Узник прервал: «Откуда ты знаешь, что мало иль много? Меру кто знает: много то или мало? И что может один? И что могут многие?»
Вошедший прервал: «Нет, погоди, не дури, не путай и не плутай. Я, вот один, и ты, вот один. Вместе нас двое…»
Узник опять: «Двое, но вместе ли? Рядом, быть может, но вместе…», и покачал головой.
Тот наконец понял: «ах, тонкости то какие! Разом («вместе» по древнерусски) или рядом, какие тонкости разума, тонкости языка, книжник ты этакий. Поднаторел в монастырских баталиях? Ну, и я и зря хлеб не ем: Ветхий Завет могу наизусть. А что, хочешь меняться: я – пару строф, потом ты, умник-разумник?»
Тот покачал головой: «Не под силу… Мной Ветхий Завет учен и знан, Бытие и Исход, Числа, Левит, Второзаконие тож… а вот Новый Завет ты не хочешь узнать?
И тихо начал шептать более для себя, чем для диспута:
«Отче наш, иже еси на небеси! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, Да будет Воля твоя яко на небесах и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должников наших, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…»
Второй не прервал, а с готовностью слушал, даже подался вперед:
«Ну, и где твой хлеб еженасущный, а, скажи-ка мне, где? Две недели тебя я мордую голодом, жаждой морю. А ты мне про хлеб? Где твой Господь, а, скажи мне, где Он бывает? Где хлеб твой? И где ваша воля? Какая уж воля, сидишь в кандалах, сил нет подняться с карачек. Застыл в своем мёртвом углу с мёртвыми рядом, а всё рассуждаешь. Тьфу, как противно! И передразнил: «… и остави нам долги наши…» Ну, и кому же ты должен? Разве что мне! За тебя и этих с тобой чернорясых отдал я тысячу веских номисм и зря! Ты понимаешь, о чем я? О ты-ся-че номисм!!! И золотых, между прочим!!! Состояние!!! И за кого? За нескольких босых, голодных монахов, тупых и бездарных? За веру свою сдохли с голода все, кроме тебя. Ты живешь, но пока!!» Тонким красивым пальцем помахал перед глазами страдальца: «пока!»
Но узник, как бы не слыша, свое продолжал: «Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него» (Евангелие от Луки, 11).
Фанаил, будто не слыша святые слова, продолжал свои речи: «Да не злой я, не злой! Всего-то просил частицу малую: перейдите от веры вашей немноготрудной, откиньте вы заблуждения. Так нет, все твердили одно: умрем за Христа!
Ну и сдохли, туда им дорога!