Постой, паровоз!

– Чистосердечное признание.

– А репа не треснет? – возмутилась Наташа.

Она еще не дошла до ручки, чтобы душу дьяволу закладывать. А именно это и предлагал ей следователь. Ну не урод…

– Что, признаваться не в чем?

– Почему не в чем? Уголовников я замочила. Но это самооборона, начальник. А тех козлов в сауне Сипягин замочил. А ствол мне отдал, ну, подержать…

– И где этот ствол?

– Выбросил он его. Ну, чтобы не палиться.

– Он-то не спалился. А тебя спалил.

– Ну да, двух жмуров на меня повесил. На слабую женщину. И ты, начальник, такой же. Всех собак на слабую женщину навешал.

– Слабая женщина, – хмыкнул Бобрецкий. – Знаем мы, чем ты во Владивостоке занималась. Проституция, наркотики.

– Это еще доказать нужно.

– А это пусть наши владивостокские коллеги доказывают. Прибудет человек, этапирует тебя во Владивосток. Там пусть с тобой и разбираются.

– Не поняла! – вытаращилась на следователя Наташа. – При чем здесь Владивосток?

– При том, что мы к вам претензий не имеем. Повезло тебе, Тюлькина. Нетребин твои убийства на себя взял.

– Какой Нетребин? – не сразу дошло до нее. – Зиновий?!

– Он самый. Он уголовников убил. За то, что тебя изнасиловать пытались. Но ты не обольщайся. Еще следственный эксперимент будет.

– А киллеры, которых Сипягин убил?

– Он их убил. Нетребин утверждает, что Сипягин перед смертью во всем ему признался. Кстати, кто Сипягина убил?

– Э-э… Стрела сама прилетела…

Наташа не хотела сдавать Зиновия. Но не стала отрицать его вину в случае с беглыми уголовниками. Она же не заставляла его брать все на себя.

– Нетребин утверждает, что это он привел в действие механизм.

– Да? Может быть…

– А ты рано радуешься, Тюлькина, – жестко усмехнулся Бобрецкий. – Это от нас зависит, верить Нетребину или нет. Можем поверить. А можем и нет… Захотим, отдадим тебя владивостокским коллегам, захотим, с миром отпустим.

– Это вы о чем? – насторожилась Наташа.

– Да о том, что хотелось бы узнать происхождение денег, которые мы изъяли при обыске. Но больше всего нас интересует происхождение драгоценных изделий. Тебе, наверное, известно, что некоторые вещи краденые?

– Ну не знаю… – робко пожала плечами Наташа.

Когда-то ей дарили ворованные цацки. Когда-то, давным-давно. Но бояться нечего. Ведь в уголовном праве есть такое понятие, как истечение срока давности. Но к чему клонит следак? Не зря он этот разговор завел! И драгоценностей у нее много, и денег. Неужели прикарманить все это хочет? Вот козел!

– Ты не знаешь. А мы знаем. А может, не было никаких драгоценностей, а?

– И денег тоже?

– И денег.

– А если не было ничего?

– Так было или не было?

Теперь Наташа точно знала, что ее поставили перед выбором. Зиновий взял все на себя, но следствие могло ему не поверить. И не поверит, если она не отречется от своих сбережений. Если отречется, они тихонько, без всяких формальностей, отойдут к ментам. А она взамен этого получит свободу…

– Не было.

Ей грозила расстрельная статья, и она решила, что будет лучше расстаться с богатством, нежели с жизнью…

3

Зиновий с тоской смотрел на свою лесную обитель. Сколько труда в нее вложено, сколько терпения. Сколько зверья лесного на пушнину надо было перебить, чтобы выменять ее на икону, молитвенник, скотину, одежду, утварь, железо для крыши и стекло для окон. Доски завозил с большой земли, кирпич, много чего другого. И ни разу никто не привязался с вопросом, кто он такой и откуда. А тут появились беглые каторжники и привели за собой погоню…

Не надо было им с Наташей баловать в бане в тот день, когда погиб Женя. На его костях канкан сплясали… А может, не только потому счастье от него отвернулось? Может, и не должно быть никакого счастья? Было только искушение, которое наслал на него сам дьявол. И этим искушением стала Наташа. Не выдержал он искушение женщиной. Потому и отвернулся от него бог…

Зиновий почувствовал острое желание снова оказаться здесь, в этом доме, в полном одиночестве. Пусть с ним не будет Наташи, пусть не будет земного счастья. Зато у него будет возможность общаться с богом. Он уже давно собирался срубить часовенку. Но не судьба. Но ведь и в тюрьме есть жизнь. Где еще можно обрести такое полное одиночество, как не в одиночной камере? И там можно общаться с богом, там замаливать свои грехи…

Оперативник вывел его из задумчивости небрежным толчком в спину.

– Ну, показывай, где ты его похоронил?

С Зиновием не церемонились. Да и трудно ожидать к себе другого отношения. Столько убийств на себя взял…

Женя был похоронен по христианским законам – деревянный крест, могильный холмик. «Пятнадцатисуточники» взялись за лопаты, а Зиновия повели к месту, где убили беглых уголовников. Он показал, как выводил их из бани, как укладывал на землю. Дескать, был не в силах сдержать в себе злость: сначала избил их железным прутом, а затем выстрелил одному в голову, а второго добил прикладом. Наташа забрала у него ружье, чтобы отнести его в избу, а тут спецназ. Следователь даже и не пытался усомниться в показаниях. Составил протокол, дал ему расписаться.