Постовой

Я опять приложил руку к козырьку, изобразил строевой прием «кругом» и пошлепал по лужам к спасительному теплу. Когда я входил в подъезд, увидел как, совершая гигантские прыжки, бежит к машине Володя Зеленцов, которого хитрый командир заметил, наверное, еще минуту назад, иначе капитан меня так быстро бы не отпустил. Свою картонку шофер где-то потерял, зато бережно прижимал к животу какой-то увесистый сверток в промасленной оберточной бумаге, согнувшись над ним, как любящая мать прикрывает ребенка своим телом от падающих сверху безжалостных, холодных струй.

В фойе меня ждал довольный Дима, платком обтирающий влажные губы, лоснящиеся то ли от вкусного ужина, то ли от сладкого Леночкиного поцелуя на дорожку.

– Что командир сказал?

– Сказал, что Лена на тебя в комсомольское бюро жалобу подала, что ты жениться обещаешь, а никак не женишься.

Дима подумал, продолжая облизываться.

– Она не могла, – потом взглянул на меня и расслабился: – Врешь ты все. На самом жалоб, как блох на барбоске, а туда же, все шутишь. Женился бы ты на своей соседке, и жалоб бы не было.

– Дим, да я бы женился, но на сумасшедших не женятся, по закону нельзя. И наследство я за нее не получу, у нее дочка опекун – такая же страшная. В общем, там все сложно. Во, вроде бы просветлело, пойдем к «Виктории», кофе выпьем, а то Клавдия Ивановна меня не любит больше, чаем не угощает.

Мы накинули на фуражки капюшоны плащ-палаток и вышли из общежития, нести людям хорошее, доброе и светлое.

Следующее утро было не в пример лучше вчерашнего. За окном вовсю орали воробьи, золотые солнечные лучи, заглядывающие в окно, дарили оптимизм и надежду, что все будет хорошо. Я, сбегав в туалет по прохладным доскам пола, вернувшись, с ходу прыгнул в кровать, решив поспать еще полчасика. Как только разум стал уплывать в сладкую дрему, в мою дверь кто-то энергично постучался. Со стоном воздев себя с ложа, я, натянув семейные трусы и футболку, поплелся открывать. На пороге стояла улыбающаяся Таня, держа в руках две тяжелые, даже на вид, сумки.

– Привет, к тебе можно? – почему-то шепотом произнесла девушка

Я молча шагнул в сторону, сделав приглашающий жест. Танюша, разувшись, прошла на кухню, поставив на скрипнувшие от натуги табуретки свои сумочки.

– Слушай, Павел, у тебя морозилка свободна?

– Конечно, я все очень быстро съедаю.

– Можно, я мясо тебе в морозилку засуну, а то у нас, сам знаешь, кто-нибудь быстро продуктам ноги приделает.

– Тань, ты можешь оставить все, что хочешь, но я не буду таскать твои свертки к тебе в общагу, в форме носить продукты – у нас это не приветствуется.

– Да ты что, в мыслях не было, сама буду забегать.

– Окей, – я распахнул дверцу холодильника, – заселяйся.

Плотно забив моего белого друга дарами малой родины (я думал, что от усилий суровой лыжницы морозилка лопнет), Танюша занялась мной.

– Еще раз привет, – меня поцеловали в нос, – я соскучилась.

– Я тоже скучал. – Я жадно ухватил за округлую попу.

– Горячая вода есть?

– С утра была.

– Тогда я в ванную, не скучай, я быстро. Покажешь мне, насколько соскучился.

– Уже начал скучать. Можно и в ванной… – фразу я закончил в сторону захлопнувшейся двери.

Помаявшись пару минут, я решил, что моей гостье надо потереть спинку, и дверь как-то кстати оказалась не заперта изнутри. Я осторожно потянул дверь на себя. Дверное полотно неслышно приоткрылось, и я, скинув трусы, шагнул в заполняющееся паром маленькое помещение. Ну что сказать? Моя подруга за месяц производственной практики в родительском райцентре много загорала в закрытом купальнике. Сейчас она, отвернувшись к стене, намыливала свою тугую белую попу, что-то негромко напевая.

Я осторожно подкрался, затем положил ладони на симпатичные ямочки на пояснице. Сильная спина вздрогнула и прогнулась. Я сунулся лицом в копну кудрявых волос, ища губами нежную кожу шейки, ладони скользнули по округлости бедер вперед, к мягкой шерстке. Мои руки жадно блуждали по мокрой, скользкой от ягодного мыла коже, вспоминая эти, уже забытые, изгибы молодого, сильного тела. Теплые струйки из лейки душа, закрепленной под потолком, периодически обдавали меня. Высота ванны позволила удобно согрешить с девой, не прерывая процесса мытья, правда, после взаимных удовольствий пришлось долго вытирать пол в санузле, но это уже была другая история.

Я лежал на смятых простынях и глядел в блестящие, цвета корицы глаза девушки, когда неприятное предчувствие кольнуло сердце, в глазах Тани что-то поменялось, как будто она вспомнила о чем-то неприятном.

– Паша, ты ругаться не будешь?

– Говори.

– Ну, скажи, что не будешь ругаться!

– Говори, не бойся.

– Я замуж выхожу.

– Поздравляю.

– И это все?

– Что ты хочешь услышать?

– Я думала, ты ругаться будешь!

– Тань, я женюсь в тридцать лет, на блондинке с зелеными глазами, и это будет любовь с первого взгляда. Это мне цыганка нагадала, и я ей верю. Поэтому я буду только рад, если ты удачно выйдешь замуж.

– А может быть…