Постправда: Знание как борьба за власть

Читателям, которые, возможно, по-прежнему относятся к этому процессу скептически, стоило бы рассмотреть некоторые признаки этого тектонического сдвига, обнаруживаемые в активном внимании общества к науке. Наиболее очевидно, что все большая заметность науки, участвующей в общественных делах, совпала со способностью людей получать доступ ко всему запасу научного знания начиная практически с любой отправной точки в Интернете. Результатом стало распространение того, что ранее называли (часто с насмешкой) научными гибридами в стиле нью-эйдж, некоторые из них вдохнули новую жизнь в движения, ранее считавшиеся окончательно вымершими, включая креационизм и гомеопатию. Здесь стоит вспомнить три общих смысла, в которых наука может считаться по существу своему демократической. Однако не вполне ясно, совместимы ли они друг с другом.

1. Наука является универсальным знанием в строгом смысле слова, то есть она охватывает все вещи и для всех людей. Именно в этом духе следует понимать так называемый редукционизм современной философии, наиболее четко ассоциирующийся с позитивизмом XIX и XX вв. У Огюста Конта требование использовать разум и наблюдение (или логику и эксперимент) было призвано демистифицировать эпистемический авторитет теологии. В Венском кружке оно было призвано демистифицировать светскую академическую экспертизу. Кроме того, более поздний позитивизм посвятил себя исправлению эксцессов своих ранних версий, поскольку Конт хотел, чтобы наука стала новой церковью, а не предупреждала появление новых церквей. «Наука как открытое общество» Поппера была радикальным выражением этого направления.

2. Хотя до относительно недавнего времени университет был заселен элитами, его принципы и методы были «демократическими»с учетом требования Гумбольдта объединить оригинальные исследования с массовым обучением. Следовательно, любое первоначальное преимущество, полученное благодаря инновационному исследованию, минимизируется, если не устраняется, как только оно становится доступным для более широкого потребления в учебной аудитории. В этом отношении преподавание можно считать эпистемическим предпринимательством в шумпетерианском смысле участия в «созидательном разрушении» экспертизы за счет предоставления студентам возможности тратить меньше сил, чем первоначальные исследователи, когда те впервые приобрели то же самое знание [Fuller, 2009, ch. 1; 2016a, ch. 1]. Величайшим символом этого процесса является учебник, и неслучайно его внедрение в самых разных науках к концу XIX в. в Германии совпало с курсом на ускоренное строительство нации.

3. Неотъемлемая «демократичность» присуща также самой роли или личности ученого. Это можно понять в трех разных смыслах: а) всеобщей подчиненности общему дисциплинарному идеалу или парадигме (то есть все ученые равны в поиске истины, а из этого следуют близкие способности прозревать истину и ошибаться); б) равного индивидуального воплощения универсального знания в каждом человеке (пример: немецкий романтический идеал Bildung, отстаиваемый Иоганном Вольфгангом фон Гёте); в) коллективного производства и коллективной собственности на знание как общественное благо, предполагающих, что существует научная точка зрения, в принципе, доступная каждому, которую можно использовать для управления обществом (пример: идеал, общий для позитивизма, утилитаризма и диалектического материализма). Эти три смысла «демократизма» совпадают с самопониманием науки в XIX в. в Британии, Германии и Франции соответственно [Fuller, 2010, ch. 3].

Печатный станок сыграл ключевую роль в первой волне протестантизма, будучи удобным и в то же время выгодным средством приобретения когнитивных ресурсов, необходимых людям, чтобы самостоятельно решать, во что верить, не кланяясь приходскому священнику. В самом деле, сначала Библия, а потом и другие книги стали серьезным бизнесом, когда они стали публиковаться на национальных языках и в небольших форматах, значительно упрощающих распространение. Эта тенденция ускорилась в период Просвещения, и именно она обычно считается причиной всеобщей либерализации западной культуры [Wuthnow, 1989]. В последнюю четверть века поднялась новая волна публикаций на национальных языках, ставшая возможной благодаря информационным технологиям начиная с поиска в Интернете и заканчивая социальными сетями. Влияние этой волны на распространение эпистемического авторитета в обществе очень заметно, хотя ее долгосрочные последствия пока неясны. С определенностью можно сказать, что институциональные способы управления разнообразием мнений и притязаний на легитимность, получившие развитие вслед за протестантизмом, а именно светское государство и научный метод, сами оказались в «кризисе легитимности».