Построение квадрата на шестом уроке

Разожгли костер – за снежной стеной около елки – на полпути к бане. Митька взрывал петарды. Лазерной указкой доставал до облаков.

Дома глинтвейн, пироги (которые все-таки пропеклись). У нас в гостях соседка Александра Васильевна. Ташка тоже глинтвейна попробовала. Свечи зажгли.

Несси убежала от Фермера, примчалась к нам, волоча за собой цепь. Заскулила под дверью. Александра Васильевна: «Это она колядует». Жадно слопала хлеб; мама вынесла кашу в миске. Хозяева появятся только весной, дом заколочен; живет у Фермера, на цепи.

Поздно ночью появились звезды.

Хлеб: привезут – не привезут. Дважды собирались на росстани. Быстро темнеет.

«Бягу, бягу, бягу…» – повторяла с палочкой старушка, которой я осветил дорогу фонариком, – и бежала действительно. Потом из темноты, от калитки, желала нам с Митькой здоровья.

Ташкин сон навороченный, – среди прочего: говорящая книга, которая вела себя подобно человеку, бегала, прыгала и, главное, призывала на восстание против некой королевы. Мне ничего не снится.

О забываемом

Моя доморощенная теория, почему ускоряется с возрастом время. – Все дело в ухудшении памяти. Раньше запоминался, допустим, каждый второй «миг бытия», а теперь каждый третий, пятый, седьмой. А то, что не помнится, того как бы не было.

После Фассбиндера

Что касается экранизаций вообще. – Я очень хорошо представляю, как Борис Виан умер в темноте от сердечного приступа, в зрительном зале, когда ему показывали фильм по его собственному роману. Понимаю, почему у драматургов встают волосы дыбом, когда сидят на своих же премьерах. У Набокова леденела спина, когда он смотрел кубриковскую «Лолиту». Никакая экранизация его романа ему понравиться в принципе не могла. Что бы ни говорили на конференциях, посвященных сравнительному анализу, «Отчаяние» Фассбиндера, как любую другую экранизацию, надо смотреть, отрешившись от первоисточника. Роман Набокова надо читать, не думая, что есть еще и Фассбиндер. Есть Фассбиндер – нет Набокова. Есть Набоков – нет Фассбиндера. Как сказал по другому поводу другой Владимир Владимирович, стихотворец, которого этот Владимир Владимирович терпеть не мог, «и знал только бог седобородый, что это животные разной породы». Кино и литература – это животные разной породы. Они хороши сами по себе, но их не следует помещать в одну клетку.

О возрасте

Есть способ почувствовать себя молодым. Надо сходить на писательское собрание.

Август ноль второго

Во сне ездил на велосипеде по городу, через проходные дворы; была гроза, видел небо необыкновенного цвета.

Проходные дворы – это потому что полюбил последнее время бродить по разным закоулкам, а велосипед – из вчерашнего разговора об убийстве Урицкого; застрелив Урицкого, Кенигиссер пытался скрыться на велосипеде.

А разговор об убийстве Урицкого зашел вчера с Веткой, потому что она рассказала мне, как устанавливали мемориальную доску на месте убийства Маневича – на улице Рубинштейна.

А мы шли по Московскому, от Сенной, и разговор о доске Маневичу зашел потому, что, дурачась, я принялся кланяться мемориальным доскам, повешенным на ЛИИЖТе. Ученым там, Ленину тоже. Каждой доске – поклон.

«Что же ты уровню наводнения не поклонился?»

«Это не человек».

И, переходя Обуховский мост, мы говорили о том невозможном наводнении, поразившем города Европы (а если б такое было у нас? – Ветка: «Трудно представить»), и я вспомнил нашу дежурную болтовню с Ф. на тему «август – месяц катастроф» (взрывы домов, «Курск», смерч в Новороссийске). А когда пришли домой, узнали из новостей о падении вертолета. Уцелевшие солдаты выпрыгивали на землю и бежали по минному полю.

Послезавтра будет траур (объявили сегодня).

Моя жена работает в газете

Звонил ей Розенбаум в редакцию, возмущался клеветнической публикацией. Но перепутал: не в ту газету позвонил. Где-то напечатали, что любовница Розенбаума бьет его кием. А у него нет любовницы, и, соответственно, бить кием любовница не может. (А есть ли кий?) Жена моя объяснила, что он ошибся, – он извинился. «Что вы, что вы, – сказала, – мы вас так любим». Он ответил: «Я знаю».

Потом, пересказывая этот разговор, засомневалась, он ли. По голосу бы и не узнала.

А вот вам (нам) и сюжет. Некто имеет хобби – выискивать в таблоидах скандальные публикации, касающиеся знаменитостей; он звонит в редакции, представляясь героем заметки, изображает из себя оскорбленного и требует опровержений. То он Киркоров, то Розенбаум, то замминистра культуры. Часто – для смеха – «ошибается» газетой. Нравится ему гневаться и выслушивать нелепые оправдания. А когда попадет куда надо, угрожает судом. Оспаривает обычно не все целиком, а какую-нибудь деталь. Поэтому и опровержения, если появятся, будут абсурдными. Таким образом он самореализуется – как художник.

Испытание турбин

Разбираю старые заметки (на «бумажных носителях»). Встречаются удивительные, а обстоятельств записи вспомнить не могу. Вот, например: