Построение квадрата на шестом уроке

Ташка прочитала «Анну Каренину» (трудно читается) и «Что делать?» (сны смешные). Митька – «Мертвые души»: «Дурацкая книга, ничего не происходит». Не «Гарри Поттер». Читал, однако, внимательно, – я протестировал; помнит, как звали одного из сыновей Манилова.

Жарко. Дождя здесь не было. Яма почти пересохла.

С Ташкой и дедом отправились рыбу ловить на Дальние Камни. Коту наловили уклеек.

Старики вспоминали цыгана Романа – как дед учил его, восемнадцатилетнего, азбуке и счету, а когда тот смог сосчитать в магазине рубли (тогда еще был здесь магазин), ему сказал кто-то: с ума сошел, ты же белобилетник, тебя теперь в армию заберут! – и он, испугавшись, прекратил учебу.

Ночью крысиные бои над нами – мы с Митькой спим в сарае; не спим то есть. Громыхаем. Нас не боятся. Выскакивают из щелей по одной – и сразу обратно. Писк. Кажется, одна партия пришла мочить другую.

Утром дед объяснил: «Так у меня там мешок комбикорма». Стало быть, со всей деревни идут отрядами.

Одна попалась в крысоловку. Тут же была извлечена и брошена на дорожку. Мгновенно появился кот, схватил – и с глаз долой. Сволочь какая. Живых бы ловил.

День. – Кабаньей тропой за речку Ливицу (почти пересохшую). Даже поганок нет. Возвращались через Машихино – Митька наступил на гадюку. Обошлось.

Сон в сарае. – Будто бы мы – дед, Митька и я – переходим Ла-Манш по висячему мостику. Сильный ветер, мостик качает, закручивает. Я посмотрел вниз и увидел, как дышит морская поверхность нелопающимися пузырями. Не дошли – решили вернуться.

Копчение рыбы. Родители прочитали поэму Григорьева – про доску, как мы ее купили на Сенной у бомжа, мемориальную, с места дуэли Пушкина – дед поражен.

Ташка кормит цыплят, поливает из шланга задумчиво огород, разговаривает с котом, который ловит гусениц.

Марина

Общее впечатление: не может быть, невозможно поверить. Как это? Была и нету. Уже приплывали, были видны огни города. Все были на борту, радовались, что скоро берег. Особого шторма не было. Никто не видел, как ее не стало. Была – и не стало. Никто не знает, что произошло. Ветка сказала, что поймала себя на мысли: вот Марина приедет и все расскажет, – чуть не сорвалось с языка, говорит.

Она любила смотреть на бегущую воду. У нас в Самлово ее любимое место – у ручья, в овраге. Могла три тарелки мыть час, потому что не хотела отходить от ручья.

Когда несколько лет назад ей угрожала операция на мозге (все обошлось – ничего не было), она сказала Коле (при Вете): «Стану овощем – из больницы меня не забирай, а детям скажи, что летела на самолете и самолет упал в море».

Вот и имя – Марина.

Вертолет, на котором должна была лететь, но в последний момент вся их съемочная группа почему-то пересела на другой. А этот рухнул потом на землю. Была первая катастрофа в серии вертолетных. Передали в новостях. Она позвонила нам, живая, из Хатынги, и попросила отправить кому-то во Францию телеграмму, что живы, связи прямой с Францией у них не было; мы с Веткой ночью пошли на вокзал, там работал телеграф. Это было в середине девяностых.

Машина – в прошлом году; «не подлежит восстановлению», в лепешку; Марина осталась жива.

Все ей надо было сразу, все у нее получалось. Захотела – и получилось. Быстро жила. Объездила полмира. Была на Северном полюсе несколько раз, в пустынях; в Сибири искала метеориты; в Европу, как домой, каталась. У нее были друзья по всему миру.

Летом она через меня разыскивала московских писателей-маринистов; кто-то из них написал книгу о гибели «Курска». Помню, говорила, что поедет на Север, будут снимать фильм о гибели «Курска». Ветка не знает, что они делали в море, не спрашивала. Я так полагаю, снимали фильм о гибели «Курска».

Ветка не пила. «Как же я буду пить, если я не верю?»

Принесла ее фотографию. Ветке она казалась человеком «понятным», мне тоже. Ветка знала наперед, что она скажет. И вот ее нет – и тайна.

Я посмотрел в дневнике – последний раз я ее упоминал три года назад; она спрашивала меня, кто раньше был генсеком – Андропов или Черненко, а я зачем-то записал это. И за три года о ней ни слова. Это было 17 сентября – ровно три года назад – день в день. День в день! Что это значит? Ничего. Ничего абсолютно не значит.

20 июля 2002 Самый невероятный день

Вот что было вчера.

Вчера я оказался у ангела на Александровской колонне.

После «Борея» мы поехали к Налю Подольскому – Паша Крусанов и я. Я был не прав. Я должен был встретить вечером жену на Сенной площади – согласно нашей условной договоренности. Она должна была позвонить мне на мобильник. Она работала с туристкой из США, инвалидом. Я знал, что они будут в Эрмитажном театре, не знал – во сколько.

Мне все время казалось, что я достаточно трезв. Что легко от нее скрою, что выпил. Она не заметит. Это встречу когда.

Плохо помню, как прощался с Крусановым – опять же на Сенной площади. Он поехал домой, а где был я три часа – пробел в памяти. Может быть, где-нибудь закемарил. Ходил по городу?