Postscript

Сомнение у меня вызывает время, выбранное Авой для переезда. Она знать не хотела отца, пока не влипла в неприятности. И чем больше теперь ссорится с матерью и отчимом, тем чаще Гэбриел обнаруживает ее на своем пороге. И он с ней мягче, чем мать и отчим. Просто жаждет ее приручить, вернуться в ее жизнь.

– Просто я не хочу, чтобы она эксплуатировала твою доброту, вот и все.

– Как это понимать? – вспыхивает он.

– Так, как… есть. Не кипятись.

Переждав немного, я меняю тему:

– Послушай, ты заметил, что я в последнее время рассеянна. Я знаю, и мне нужно с тобой это обсудить.

Гэбриел поворачивается ко мне, весь внимание.

– Клуб «P. S. Я люблю тебя», – говорит он.

– Так ты знал?

– Ты сама не своя с той минуты, как увидела эту карточку. Черт же дернул меня распечатать конверт!

Я глубоко вздыхаю. Из-за его настроения моя задача усложняется.

– Ну, и ты выяснила, что это за клуб? – подгоняет он.

– Да. Это и правда клуб. В нем четыре смертельно больных человека. То, что я рассказала тогда в этом подкасте про письма Джерри, дало им надежду, и они решили тоже написать письма своим близким – свои собственные «P. S. Я люблю тебя».

– Но это же какой-то тупой бред, да?

Я вспыхиваю. Ответный удар за комментарий про Аву.

– Я с ними встретилась.

Он наклоняется ко мне с таким напором, что я даже пугаюсь.

– Когда?

– Пару недель назад.

– Спасибо, что поделилась.

– Делюсь сейчас. Мне надо было сначала самой все обдумать. И потом, я боялась, что ты как раз так и отреагируешь.

– Я реагирую так именно потому, что ты мне сразу не рассказала.

Так, мы ходим по кругу.

– Они хотят, чтобы я помогла им с письмами. Направила их.

Он впивается в меня взглядом. Глаза голубые, холодные. Я выдерживаю этот натиск.

– Я хотела спросить тебя, как ты отнесешься к тому, если я за это возьмусь. Но, похоже, ответ я знаю.

Он ставит кофейную чашку на стол, откидывается на спинку стула.

– Я как считал, что подкаст – это плохая идея, так и продолжаю думать.

Похоже, он готов уйти.

– Ты торопишься? Мы не можем об этом поговорить? Послушай, давай обсудим. Я же вижу, ты сердишься, так расскажи мне, почему это, по-твоему, плохая идея.

– Потому что ты не для того ушла вперед, чтобы вернуться! Рядом с умирающими людьми тебя отбросит в те времена, когда – сама же об этом рассказывала – с трудом вставала с постели. Так отчаянно плохо тебе было.

Я киваю. Я очень хорошо понимаю, о чем речь, но меня настораживает, что он злится. Наверно, это и вправду сложно, когда человек, которого ты знаешь, вступает в деятельный контакт со своим прошлым «я». Мы вместе уже два года, и наша жизнь в эти годы изрядно изменилась. Обстоятельства то и дело складывались так, чтобы дать нам повод расстаться, и все-таки мы возвращались друг к другу, чтобы попробовать еще раз. Моя сердечная боль, мое горе, его осознанное, предписанное себе самому одиночество, наши страхи и проблемы с доверием. Мы прошли через это и преодолеваем проблемы по-прежнему день за днем. Съехаться – идея, которую оба мы отвергали. Он – потому что, обжегшись, не хотел еще когда-нибудь жить с женщиной, я – потому что думала, что никогда не полюблю другого мужчину так же, как Джерри.

– Последнее время ты так и крадешься, словно видишь перед собой кого-то еще. Я понял, что дело неладно. Холли, ты должна была мне рассказать.

– Ничего я не крадусь, – обижаюсь я. – К тому же если ты так против, я не стану им помогать!

– Ну нет, не взваливай это на меня! – говорит он и достает деньги, чтобы рассчитаться. – Подкаст ты сделала по настоянию Киары, отказываться от помощи клубу из-за меня ты не будешь. Возьми ответственность на себя, Холли.

Он бросает деньги на стол и уходит.

Крутя педали по дороге домой, я чувствую, что легче не стало. Наоборот. Отказав клубу в помощи, я должна бы избавиться от постоянных гнетущих мыслей о нем. Но что-то я сомневаюсь, что в ближайший год перестану думать о Джой, Берте, Поле и Джинике. Что не захочу узнать, что они поделывают, как себя чувствуют. И Джуэл, конечно. Наступит ли Джиника еще раз на горло своей гордости, попросит ли кого-нибудь написать за нее письмо? Не знаю.

Тут раздается взбешенный автомобильный сигнал. В тот же миг я чувствую тупой удар по правой ноге, теряю равновесие, вылетаю из седла и грохаюсь наземь.

Крики, визг, вопли, протяжный громкий вой сирены, звон в ушах. Машина остановилась, мотор еще работает. Наконец гудок замолкает. Я лежу на земле, сердце колотится, нога пульсирует и гудит. Неподалеку вижу одинокую кроссовку. Это моя. На мне что-то тяжелое, и сначала я думаю, что меня придавило машиной, и только потом соображаю, что это мой же велосипед.

И вдруг, после всей какофонии, наступает оглушительная тишина.

Хлопает дверца машины. Снова начинается крик, на этот раз злобный. Я готовлюсь к чему-то ужасному. Лежать неудобно, но пошевелиться я не смею. Закрываю глаза. Носом прижимаюсь к холодному асфальту. Чувствуя себя помятой, пытаюсь наладить дыхание, угомонить сердце, чтобы оно не выпрыгнуло из груди.

Я знаю смерть. Смерть знает меня. Отчего она вечно ходит за мной по пятам?

Глава тринадцатая