Postscript

– Письма Джерри были для меня особенными по многим причинам. Он добился того, чтобы между нами завязался разговор. Или, что важнее, продолжился. Даже после того, как он ушел, наши отношения длились. Мы были связаны на более глубоком уровне, чем воспоминания о прошлом. Мы создавали новые воспоминания – из того, что случилось после его смерти. В этом и есть магия. Может, вам это подойдет? Ваши письма к Рите – не только и не столько для развлечения. И это не проверка на то, как сильно она вас любит. Я уверена, что и вы не такую задачу себе ставите.

– Не такую.

– А Рита любит историю?

– Историю? Нет.

– А какой-нибудь из вопросов, который вы придумали, связан как-нибудь с вашими личными шутками… ну, или с общим прошлым?

Я жду.

– Нет.

– Хорошо. Значит, вот что надо сделать, если вы готовы принять мой совет. Задайте ей вопросы, понятные только вам обоим, ответы на которые знаете тоже только вы двое. Очень личные вопросы, которые что-то значат для Риты, вызывают особые воспоминания. И пусть они приведут ее в такое место, где воспоминание оживает. Отправьте Риту в путешествие, Берт, и пусть она чувствует, что вы рядом, что вы вместе.

Он молчит.

– Берт? – Я замираю. – Вы здесь?

В трубке хрип, будто у него удушье.

– Берт? – пугаюсь я.

Он хрипло хохочет.

– Да шучу я… шучу.

Черт бы побрал его чувство юмора!

– Похоже, Холли, мне придется начать заново.

– Берт, у меня сейчас работа, но на неделе я к вам заеду, и мы все спланируем, ладно?

Пауза.

– Нет, лучше сегодня… Время не ждет…

Как и обещала, после работы еду к Берту. Дверь отворяет сиделка, и я, куда же деваться, объясняю ей, почему на костылях и в гипсе. Потом я сижу на стуле в коридоре, пока в гостиной идет семейный сбор. Как и у нас дома, когда Джерри болел, тут гостиную тоже сделали спальней, чтобы Берту не приходилось ходить вверх-вниз по лестнице. Благодаря этому я могла быть с Джерри целый день, даже когда готовила пищу, которую он потом не ел, и он чувствовал большую связь с миром, чем спрятанный в спальне… Но Джерри предпочитал душ под лестницей на первом этаже. А ванная наверху. Пришлось установить лифт-кресло. Джерри его терпеть не мог, но еще больше ненавидел на меня опираться, так что пришлось ему проглотить свою гордость. В ванне он закрывал глаза и расслаблялся, а я мыла его губкой. Мыла, обнимала, вытирала, одевала. В эти моменты мы были близки, как никогда.

Дверь в гостиную закрыта, но я слышу голоса, особенно детские. Клуб «P. S. Я люблю тебя» – секрет, который раскроется только после смерти. Не знаю, что Берт рассказал обо мне дома, если вообще что-то рассказывал. Но идея книжного клуба – отличное прикрытие. Так что я прихватила с собой томик спортивных мемуаров – будто мы собираемся его обсуждать.

Внезапно хор юных голосов за дверью поет гимн «Преклони колени». Внуки хотят порадовать деда, поднять его дух. Наверное, не знают, что прощаются с ним, а родители их – знают. И Берт знает тоже. Наверно, смотрит на них по очереди, на одного за другим, и гадает, как сложится у них жизнь, кто кем станет. Он надеется на лучшее и печалится, что не увидит, какими они вырастут. Или, возможно, больше тревожится о своих детях, которые глядят на поющих с натянутыми улыбками и болью в сердце. И он чувствует эту боль, как они стараются держаться. Он знает, сколько трудностей им уже пришлось преодолеть в жизни, и тревожится, как они справятся с будущими. Потому что знает, какой у кого характер, и даже на смертном одре, когда у них болит душа за него, не может не волноваться о них. Он всегда будет их папой. И наверно, он думает о Рите, которая останется одна, когда он уйдет. Я сижу и представляю себе все это, а из-за двери несутся звонкие детские голоса.

Дверь распахивается. С криками «Пока, дедушка!», «Мы тебя любим, дедушка!» детвора вприпрыжку, щебеча, перетекает из комнаты в коридор. Потом выходят дети Берта и прочая родня, они улыбаются мне и у входной двери останавливаются обнять Риту. Жена Берта – маленькая женщина в розовых брючках-гольф и розовом свитере, на шее жемчуг, на губах – помада в тон наряду. Я встаю, когда она закрывает дверь за последним гостем.

– Простите, что пришлось подождать, – сердечно говорит она. – Боюсь, Берт не предупредил, что вы договорились о встрече. О боже, что с вами стряслось, бедняжка?

На первый взгляд она в отличие от меня ничуть не растрогана сценой, которую я только что наблюдала. Но я помню это чувство, когда ты просто обязана в любой комнате быть самой сильной, потому что без этого все сделается совершенно невыносимым. Накал эмоций, прощания навеки и разговоры о конце становятся нормой, и душа, сталкиваясь со всем этим, выстраивает вокруг себя мощную броню. Когда ты одна – это другое дело: можно упасть навзничь и отдаться слезам.

– Упала с велосипеда, – поясняю я. – Гипс уже скоро снимут.

– Он вас ждет. – Рита ведет меня в комнату. – Пойду поставлю чайник. Чаю или кофе?

– Спасибо, чаю.

Берт лежит на специальной кровати для лежачих больных. В носу кислородные трубки. Увидев меня, он рукой делает знак закрыть дверь и подзывает меня поближе. Я сажусь рядом.