В этом смысле фильм Бортко сделан с чисто сталинистских позиций, а текст Булгакова позволяет режиссеру маскировать режиссерский месседж с помощью полузапрещенного классика. Месседж этот прост. Главными объектами злых насмешек, социального высокомерия, даже презрения, переходящего подчас в настоящую классовую ненависть, становится «советское» во всех его видах. Все положительные герои сериала – люди дореволюционного классового общества, которые вполне довольны жизнью и собой. Профессор, Борменталь, прислуга – все они хорошо живут, как при «старом режиме», а «новый режим» вызывает их раздражение и страх. «Новый режим» представлен исключительно трудящимися, причем Бортко не упускает случая пройтись и по национальному происхождению «новых людей», и по их бытовым привычкам, не говоря уже о гендерном вопросе. «Пришла какая-то женщина, переодетая мужчиной», – сердито говорит профессор. Женщина должна быть в платье или юбке. Ночью она должна лежать рядом с мужчиной в кровати, а днем растить детей. И еще стирать и убирать. Прислуживать. Быть объектом. Точно так же не нравится Преображенскому и идея классовой солидарности; призыв помочь немецким пролетариям оставляет его холодным. «Я не люблю пролетариат» – эта фраза в конце 1980-х – 1990-х была среди растущего постсоветского образованного среднего класса чуть ли не самой ходовой. И никто не задался вопросом: отчего? Что плохого сделал пролетариат конкретно тебе?
А плохого пролетариат сделал вот что: он мешал и раздражал одним своим существованием. Он мешал позднесоветской элите, партийным и государственным бюрократам, части интеллигенции, которые уже осознали себя главными в СССР. В этом смысле советские лозунги про «трудящихся» – а особенно их социальные блага и зарплаты – вызывали все большее недовольство. Иными словами, они были недовольны советской идеологией, которая, надо сказать, к тому времени стала совершенно дряхлой и симпатий не вызывала даже у тех людей, которым она, по идее, должна была служить, – у пролетариев. Позднесоветская элита хотела ликвидировать это недоразумение, сохранив существующую социальную иерархию, лишь трансформировав ее в собственную пользу – и в ущерб надоевшим «трудящимся». То, что немалая часть партийного, государственного аппарата поддержала демонтаж советской системы, связано именно с этим.
Любопытно, что в фильме Бортко в качестве «пролетариев» выведена довольно пестрая группа людей, по большей части к таковым имеющая отдаленное отношение. Швондер – мелкий общественный активист и функционер, остальные представляют собой скорее оживших персонажей советских плакатов и кино 1920-х. Что касается Полиграф Полиграфыча, то здесь история еще более интересная.
Идея превратить собаку в человека, совершить своего рода «апгрейд» не несет в себе ничего особенно советского или антисоветского. Этот сюжет имеет долгую историю, в которой можно обнаружить и легенды о Големе, и «Франкенштейна» Мэри Шелли, и даже пьесу Бернарда Шоу «Пигмалион». Но если и искать здесь какие-то сравнения, то только с последним из этих классических текстов. Только у Шоу этот «апгрейд» является чисто социальным – что на самом деле попытался сделать Бортко в своем фильме. Трансформация собаки в человека забавна, но не более того. Настоящий ошеломляющий эффект начинается, когда Шариков становится членом общества. Вспомним о социальном прошлом одного из его биологических отцов: из люмпена Шариков превращается в советского человека. Люмпена Клима Чугункина мы в фильме не видим, но Шариков настолько невыносимо отвратителен, что поневоле начинаешь предпочитать социальное сырье итоговому социальному продукту. Хуже советского человека нет никого – таков один из главных пунктов Бортко. Но – и здесь самое важное! – ни профессор, ни его окружение себя «советскими» не считают. И это притом, что они прекрасно вписаны в советское общество, находятся под покровительством советских бонз, живут на деньги, вырученные за сомнительные манипуляции с семенниками разного рода советских же жуликов и «творческих людей». Презрение к «советскому человеку» в фильме Бортко – это презрение живущего в барском доме сытого лакея к много о себе возомнившему крепостному того же барина.
Социальный идеал сталиниста Бортко почти полностью совпадает с социальным идеалом нынешней российской власти и (частично) элиты. Фильм «Собачье сердце» – гимн тому самому «консерватизму», который для путинского режима стал заменой идеологии. Общество должно быть сословным. Женщины должны ходить в платьях. Прислуга должна прислуживать – и ее будут хорошо содержать. Наука существует только для того, чтобы продлевать сексуально активный возраст обеспеченных господ. Издеваться над властью можно – но за закрытыми дверями, дома, поедая обед из нескольких блюд, перед визитом в оперу, но выступать против власти – никогда. Иначе кто, кроме нее, выдаст ту самую знаменитую «окончательную бумажку», охранную грамоту, которая оградит это прекрасное житье-бытье от неприятных плебеев с их завиральными идеями о социальной справедливости?