Постучи в мою дверь

Неужели может существовать женщина, настолько ему подходящая? Улавливающая его желания, готовая исполнить их. И одновременно такая непокорная, дерзкая.

Олеся остановилась посреди спальни. Полы плаща разошлись в стороны, обнажая соблазнительную полоску совершенного изящного тела. Габор сглотнул слюну. Как же хотелось попробовать ее. Руками, губами, языком. Он чувствовал голод… Жуткий, сводящий с ума голод.

Взгляд жадно скользнул по очертаниям груди к красивому пупку, в который хотелось запустить язык. И ниже, к небольшому треугольничку волос. И вот там… Он должен узнать, какая она на вкус там. В прошлый раз она была влажной и шелковистой. Обволакивала член, позволяя ему скользить внутри ее тела.

На этот раз она должна быть мокрой. От своих соков и от его слюны, пока он будет пробовать ее. А потом и от семени. Чтобы слышно было, как он входит в нее, каждый влажный порочный звук.

Олеся быстро прикрылась. Свела полы плаща, закуталась так, словно броню нацепила.

Габор посмотрел ей в глаза. Она покраснела и еще сильнее завернулась в плащ.

— Не смотри на меня так.

Габор удивленно вздернул брови:

— Как?

— Как сейчас. Это… это мешает мне сосредоточиться. Я должна… рассказать еще кое-что.

Ему тоже трудно было сосредоточиться. Почти невозможно. Желание, которое он надеялся утолить за один раз, никуда не исчезло. Оно стало лишь больше. Еще больше. Пожирало его изнутри, как голодный зверь. Словно он провел годы в неволе. А теперь выпущен наружу. Одичавший и обезумевший.

Потому что в полной мере осознал только сейчас: эта женщина принадлежит лишь ему и никому больше. Миклош никогда не обладал ею. Не прикасался. И даже не видел ее.

Плевать. Плевать на все-е-е. Она его. Теперь его.

Он постарается. Сделает над собой усилие и выслушает все, что она хочет сказать.

Габор кивнул. Тело плохо слушалось. Хотелось схватить Олесю и сделать с ней все то, о чем так отчаянно фантазировал. Боясь сорваться, он отчаянно контролировал каждое движение. Никогда прежде и подумать не мог, что будет настолько не властен над собственным телом.

Олеся присела на краешек развороченной ими кровати. Он видел, как тяжело поднимается и опускается ее грудь под плащом, как бьется жилка на виске и как дрожит нижняя губа.

— Это о… о твоем брате. Я пойму, если ты не поверил тому, что я уже сказала. И если не поверишь сейчас. Потому что… — Она прямо и уверенно посмотрела ему в глаза. — Потому что он — твоя семья. И его ты знаешь всю жизнь. А меня лишь пару дней. Но… Я не хочу умирать во второй раз. Мне дан еще один шанс, и я хочу им воспользоваться. Я хочу жить, понимаешь? ХОЧУ! И… если… если ты посчитаешь меня обманщицей или еще кем-то, то просто позволь уйти. Дай какую-нибудь одежду, пару этих ваших монет и отпусти. Но не отдавай меня Миклошу.

Габор понимал ее страх. Понимал желание жить. Но неужели она не видит в нем своего защитника? Неужели сомневается в том, что он сможет ее уберечь. Что ему нужно сказать или сделать, чтобы она доверилась ему?!

Габор подошел к окну и закрыл проход в камине. Опасаясь, что может не сдержаться и наброситься на нее, он привалился к стене и скрестил руки на груди.

— Со временем ты узнаешь меня лучше. И поймешь, что я никому не позволяю брать то, что считаю своим.

Олеся бросила на него странный взгляд и отвернулась к камину. От волнения начала теребить кончики волос, наматывать их на пальцы и дергать. Эти движения заворожили Габора.

— В том коридоре была маленькая ниша с двумя глазкáми. Я услышала голоса и подошла послушать. А потом заглянула… Там был Миклош. И та служанка. Фиданка. Она служит твоей сестре. У них… кажется, у них связь. — Олеся резко повернулась к Габору. — Это было ужасно мерзко. Он заставил ее раздеться, а сам взял кнут и сказал, что обучит ее… как тебе понравиться.

Габор вздернул брови. Что за..?

— Она хочет за тебя замуж. Заключила какую-то сделку с Миклошем. Он поможет ей стать твоей женой. А взамен она должна избавить его от Маргит. От меня. Он приказал ей распускать обо мне разные ужасные сплетни. Будто… у меня на теле какие-то знаки. И что я рада нападению демонов и хотела уйти с ним. И даже… — Когда Олеся снова повернулась к нему, в ее глазах застыли боль и обида. — Чтобы она говорила, будто я хочу отдаться демону. Он надеется, что после этого люди решат сжечь меня.

Мра-а-азь! Проклятая хитрая мразь. Да он его размажет. Заставит харкать кровью. Эта тварь будет умолять о смерти. Каждый день и каждую минуту.

Габор оттолкнулся от стены и подошел к Олесе. Она обнимала себя и дрожала, как в ознобе. Наверное, нужно что-то сказать, как-то успокоить ее… Но когда речь шла о действительно важных вещах, ему плохо удавалось говорить. Гораздо лучше получалось действовать. Ни одно слово не могло заменить действие.

Он осторожно, почти невесомо коснулся волос Олеси. Провел ладонью по спутавшимся прядям. Кое-где к ним прилипли ниточки паутины.

Она вдруг тихо спросила:

— Ты победил демона?

В этом было что-то по-детски трогательное и нежное.

Он не смог сдержать улыбку:

— Да.

— Это точно не твоя кровь?