Постумия

– Муж мой, Ростислав, оттуда родом. Заядлый рыбак, а Ладогу не очень любит. Только Финский залив! Там у нас будет квартира в два уровня, с цоколем. Строили, думали, что места всем хватит. А теперь…

– Ничего, жизнь ещё не кончена, – поспешил успокоить её Михон. – думайте о приятном. О новоселье, например. Вы не в ответе за брата – он уже взрослый.

– Нет, нет, я в ответе! – возразила Надежда. – Маме обещала перед смертью. Это было так всё ужасно, в девяностых… Кто-то сказал: «всё действительное неразумно». Так было и в моей жизни. Возможно, действует проклятие предков. Они работали на почтамте, в «чёрной комнате»…

– Это что такое? – оторопел Михон.

– Место, где вскрывали письма – спицей или над паром. По приказу полиции, ещё в царские времена. А немцы были аккуратные, усидчивые, исполнительные. Вот им и поручали. Мало ли, кто кому что напишет. Чтобы в зародыше задавить любую крамолу… Сейчас вон тоже почту вскрывают, только электронную. А тогда – вот так. Конечно, потомки за предков в ответе. Сказали – нужно молиться за них, чтобы вернуть из ада. Ведь много народу пострадало из-за этого.

– Да вы-то здесь причём?! – Мне было очень жаль эту прелестную женщину в белом лёгком свитере и в чёрных эластичных брюках «Ниагара». – Так вас надолго не хватит. Лично вы ни в чём не провинились. Пусть душа болит у братца. Но он, как видно, всю тяжесть на вас свалил. Так очень удобно. Была б его воля, посадил бы вас вместо себя…

– Не надо так говорить! Вы просто не в курсе, – простонала Надежда. – Саша – очень хороший мальчик!

– Так расскажите, – попросил Михон. – Для того мы и пришли. Если есть смягчающие обстоятельства, мы должны о них узнать.

– Я расскажу! – наконец-то решилась хозяйка. – Хуже уже не будет. Только Саше не говорите. Он рассердится очень. Не любит, когда эти дела ворошат. Пойдёмте в его комнату. Посуду я потом уберу.

– Хорошо, пойдёмте! – Теперь Михон был смугло-бледным от перенапряжения.

Оба мы боялись, что припадок повторится. Значит, жизнь этой благополучной домохозяйки не всегда была спокойной. Мы с Михоном в девяностые только родились, а люди уже вовсю страдали.

Комната Саши Классена, квадратов в двенадцать, ничего особенного из себя не представляла. Обычный скандинавско-немецкий минимализм. Диван убирается в стенку. У окна – компьютерный стол, кресло. Но вот столько фотографий разнообразных лис, причём выполненных на высоком профессиональном уровне, трудно было себе и представить.

– Это Сашин друг снимал, Эдмундас Томашайтис! – гордо сказала Надежда, поймав наши восхищённые взгляды. – Он – отличный компьютерщик, просто гений. Вместе с Сашей учился. Ему двадцать один год, а уже имеет свой кросссовер, «Lexus NX200T». Брат, конечно, завидует. Он очень самолюбивый. Таким трудно быть лузерами. Любой ценой хотят доказать, что не хуже других, а то и лучше. Эдмундас родился в Петербурге. Его мать русская. Он в «Мангусте» уже несколько лет работает. Там есть услуга в прайсе – «Проверка уязвимости нового программного продукта». Ну, чтобы знать, легко ли взломать систему защиты…

– Я слушаю, слушаю вас…, – кивнул Михон, с вожделением глядя на компьютер. И я его поняла. Там может храниться уйма интереснейшей информации. Флэшки у кузена с собой. И надо придумать какую-нибудь фигню для Надежды – чтобы разрешила покопаться в файлах. – Получается, вашего брата этот гений в «Мангуст» пристроил?

– Да, у нас ужасная ситуация тогда сложилась. Я ведь замуж вышла во второй раз только год назад…

– Ваши дети от другого мужа? – зачем-то спросила я и прикусила язык. Надежда ведь могла и обидеться. Но я ошиблась.

– Да, первый был абхаз по фамилии Мирухулава. Звали его Нестор. А сыновья – Рауль и Муради. Такой красавец, что дух захватывало! Я так его и звала – «Прекрасное видение». Он «челночил» вместе с моими родителями. Был у них бригадиром. Я даже не представляла, что такие мужчины бывают в реальности. Прямо как из глянцевого журнала! Конечно, поначалу розы-мимозы, пальмы-мандарины. А потом прекрасное видение растаяло в воздухе. Мне – двадцать, брату – пять. Сыновьям – полтора года и три месяца. Родители больные – надорвались с этими проклятыми баулами. Вот и живи, как хочешь. Мама-то Сашу родила, чтобы её с работы не уволили. А там просто должность сократили. И пришлось ей тюки таскать. А ведь она с высшим образованием, и папа тоже. Как мы жили тогда, вспомнить страшно. Ремонта в этой квартире сто лет не было. Потолок чёрный, обои от стен отстают. Грибок кругом пополз. Входная дверь болтается – пинком ноги открыть можно. Особенный кошмар начался, когда родители умерли, а я тремя мальчишками осталась. И уборщицей была, и дворником, и уличной торговкой. Дошло до того, что Саша в Красносельском районе, в парке, уток ловил, а я их жарила. Специально так далеко ездил, чтобы никто не узнал. Жуть как жалко птичек было, а что делать? Детей еще жальче.

– Это не в Новознаменке? – испугалась я. Лёлька говорила, что утки там часто погибают от какой-то болезни.

– Не знаю, может быть, – отмахнулась Надежда. – Какая разница?