Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

Поглядев в глаза молодых воинов, полных решимости идти вперед, седовласый поручик покачал головой, зло сплюнул на стену какого-то терема и подал своего жеребца назад, обратившись к одинокой фигуре, замершей за общим строем драгун. Прошла минута, другая… Прохор уже собрался прорываться с боем, что неминуемо привело бы к гибели всего полка – пускай не сейчас, но через сутки, может чуть больше, точно. Сохранение чести знамени – непреложная истина любого полка, не говоря уже о витязях, воспитываемых в лучших традициях патриотизма и любви к своему Отечеству.

Но вот драгуны развернулись и, выстроившись в походную колонну по четыре всадника, не спеша освободили проход, скрывшись в темном зеве маленького проулка.

Постояв пару секунд, шеренги распались, для того чтобы вновь собраться в колонну, после чего движение к Старому городу продолжилось. Все так же висят на плечах фузеи, блестят штыки, печатают шаг сапоги из дубленой кожи, играют блики на стальных кирасах…

Спустя десять минут колонна витязей замерла у входа на первую улочку Старого города. До истечения данного бандитам времени оставалось пять минут. Часть воинов, повинуясь приказам, заняли позиции, причем таких была всего одна рота. Остальные по указке своих капитанов начали разбирать дворовые постройки в ближайших домах, памятуя о том, что столица все еще деревянный город, и пожар, начавшийся вблизи других домов, незамедлительно приведет к тому, что может запылать весь город.

Однако когда, выгнав всех зевак из ближайших домов на улицу, просто приказав им собираться, Прохор хотел было уже отдать команду к поджогу первых домов Старого города, в конце улочки показалась странная процессия. Это ехала запряженная полудохлой клячей повозка, на облучке которой сидел какой-то малец, лихо управляющийся с кнутом, а сзади него кулем лежали два тела.

– Занять позиции! – приказал Прохор своим братьям.

Тут же, не говоря ни слова, роты отпочковались друг от друга и, встав друг за дружкой, приготовили фузеи к бою: мало ли какие идеи могут появиться у разбойничков? Но тревога и предосторожность полковника оказались напрасными. Толпа зевак, следующая за телегой, остановилась в паре десятков саженей от начала улицы, так что получилось, что запряженная клячей телега проехала остаток пути в гордом одиночестве. Доехав, парнишка бросил поводья на облучок и, пренебрежительно оглядываясь, бегом направился назад.

Не обращая внимания на косые взгляды оборванцев, Прохор взобрался на телегу, чтобы лично убедиться в целости переданных разбойниками людей.

– Андрей, Микула, кажется, вы за этими голубчиками следили? – чуть сместившись в сторону, спросил полковник пару витязей.

– Мы, полковник, – делая пару шагов вперед, вышли из пятой роты два витязя.

– Посмотрите, точно ли это они, а то ведь от татей всего ожидать можно.

Особо не церемонясь, Прохор пихнул ближайшего к себе разбойника, перевернув того на спину.

Лицо еле живого бомбиста напоминало синеву вод Оки, заплывшие от нещадных побоев глаза были чуть видны, левое ухо было вовсе разорвано, запекшаяся кровь образовала неровный багровый нарост. Грудь неравномерно вздымалась, пальцы слегка дрожали.

Взглянув на бомбиста последний раз, Прохор прикусил губу и спрыгнул на землю, давая витязям возможность внимательнее рассмотреть пару кулей в телеге.

– Дюже похожи на тех, кого мы видели, – сказали воины, всматриваясь минуты две в несколько изменившиеся лица татей, после чего перевернули их на животы, делая какие-то непонятные замеры.

– Коли так, то трогаемся обратно…

Посмотрев последний раз на толпу, полковник заметил, что невдалеке клубится черный дым, едва видимый в темноте. Получается, там до сих пор что-то горит.

«Не забыли бы потушить», – отстраненно подумал Прохор, поворачиваясь к своим воинам.

Оставив на облучке одного витязя, он пошел прочь от Старого города, чувствуя, как ему в спину упираются сотни пар глаз. Полк, следуя за своим командиром, взял телегу в «коробочку», только, в отличие от артиллерии, именно так и передвигающейся в составе полка, телега не имела свободы передвижения, находясь под бдительными взглядами десятков глаз.

* * *

Конец декабря 1709 года от Р. Х.

Москва

Алексей Петрович Романов

Перед глазами плывут цветные круги, в ушах немилосердно звонят колокола – того и гляди лопнут перепонки. Но вот беда, ничего поделать с этим не могу, ведь у меня есть только мои чувства, а сил уже нет, даже веки приподнять и то не могу.

Постепенно в голове начинают вплывать картинки недавних событий: вот толпа волнуется, вот слышен звук выстрела, а вот и летящая невдалеке от нас с отцом бомба, легшая аккурат между нами.

Меня крайне сильно мутит, но вместе с тем очень хочется кушать: кажется, что дай мне сырого мяса, и я его за милую душу съем, упиваясь вкусом крови и мягких мышечных волокон… Брр! Не хочу такого.

Как будто издалека до меня доносятся знакомые голоса, но вот разобрать, кто это говорит, нет ни малейшей возможности, просто знаю, что это свои.