Как это обычно бывает в начале любой осады, первые дни были относительно спокойными, даже артиллерия русских войск ни разу не выстрелила по городу. Правда, этого нельзя сказать о гарнизонной артиллерии: десятка три чугунных чушек приземлились в полуверсте от лагеря, напугав взрывами неказистых лошадей драгун. Солдаты же, занятые работой по устройству долговременного лагеря, держались на почтительном расстоянии от стен города.
Кроме того, два полка пехоты под предводительством полковника Милютина ушли чуть дальше, отрезая защитникам возможные ходы отступления и снабжения.
Приказ царя Алексея по отношению к жителям всех захваченных городов в первом письме был предельно четким:
…
Непонятный, жесткий приказ государя вызывал недоумение у генерал-майора. Да и как потом город заселять, если жителей-то останется треть, если не меньше? Ведь сами они, конечно же, не сдадутся, а в первый день штурма мирные жители сполна хлебнут своей кровушки…
Боярин Третьяк просто не знал, что государь, советуясь со своими ближниками и членами совета, пришел к выводу, что коренное население лучше будет «перевоспитать» в новых условиях.
Указ о «Принудительном переселении на два десятилетия» вот-вот должен быть подписан, в нем черным по белому написано о том, что две трети жителей Финляндии и Прибалтики должны быть переселены в русские города и веси, или, говоря проще, «распылены на просторах Руси». Причем семейства, принудительно переселенные в новое место, должны быть посажены в тех землях, где есть нехватка рабочих рук, то есть в Поволжье и Сибири. Для этого из резерва казны выделяется порядка двадцати рублей каждому семейству, дается по пятнадцать четвертей хлеба на одного члена семейства и по три сажени полотна.
Вот только многим сторонникам государя эти чудачества царя казались бредовыми. Зачем, спрашивается, давать смердам и бродягам деньги на постройку нового жилища, если можно просто выгнать их из домов и отослать куда-нибудь подальше? К примеру, дороги на юге прокладывать, там как раз нехватка рабочих рук о-го-го какая. Но указ все же будет обнародован, а для тех семейств, которые добровольно отправятся в новые края, предполагалось ввести дополнительные поблажки. Плюс ко всему в каждый захваченный город вместе с новыми людьми отправлялись молодые семинаристы, посвященные в сан и благословленные самим патриархом Иерофаном на богоугодное дело – нести разумное, доброе, вечное.
Конфликтовать с братьями-христианами строго воспрещалось, как, впрочем, и поддерживать иноверцев. Для всех неправославных концессий на Западе предусматривалось введение некоторых ограничений, однако права городов, доселе находившихся под властью шведов, не просто урезались, но и менялись вовсе по образу и подобию Русского царства. Ведь введение в город православных священников и замена большинства жителей русскими переселенцами и есть попытка противостояния развитию антирусских настроений. Удастся ли это, Алексей не знал и никому не говорил истинной причины таких непонятных для современников указов…
Наконец все приготовления были сделаны, брустверы насыпаны и укреплены, пара редутов на особо опасных направлениях возможного прорыва ощетинилась десятками фузей. Где-то позади замерших перед орудиями артиллеристов ржали кони.
Ответ на предложение сдать город был таким, как и ожидал командующий бригадой. Шведский офицер, комендант города, в особо «лестных» выражениях отозвался о «русских медведях» и том месте, куда им необходимо следовать в данный момент. По крайней мере, именно так сказал переводчик и, по наблюдению Третьяка, если и приврал, то ненамного. Вон до сих пор на стене Кексгольма седоусый вояка слюной исходит, будто припадочный.
– Командуйте, майор, своими орлами, пускай начинают обстрел намеченных целей.
Поглядев на сосредоточение шведских солдат, генерал-майор подумал о том, что неплохо бы заиметь себе парочку тех орудий, которые были у витязей. Больно уж точно у них ложились снаряды, да и «кубышки» их – неплохое подспорье против спрятавшегося за стенами неприятеля.