Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

Правый редут не выдержал натиска – десяток османов успел закрепиться на небольшом пятачке, ввысь взлетело зеленое знамя с полумесяцем…

– Да чего он ждет?!

Пальцы самопроизвольно сжимаются в кулак, слышен хруст суставов.

– Генерал Чириков выслал подкрепление, положение не такое опасное, как кажется, – заметил фельдмаршал, наблюдая за сражением на редуте.

Действительно, две роты фузилеров только подошли к редуту, а внутри уже успели выбить врагов, отбросить назад вражескую пехоту и выкинуть на землю турецкое знамя. Но только свежие силы заняли места у бойниц редута, как турки полезли вновь.

Постепенно противостояние смещалось к нашим позициям, битва возле первых редутов велась настолько ожесточенно, что сечь на флангах в сравнении с ней меркла, как пламя свечи в сравнении с лучами солнца. Артиллеристы едва успевали охлаждать орудия уксусом. Еще час-два такой стрельбы, и стволы пушек начнут разрываться – всему есть предел!

Временный успех радовал, но враги подтянули на рубеж собственную артиллерию и теперь, пристреливаясь, закидывали подножие холмов ядрами и бомбами. На холмах сразу выявили опасность, началась артиллерийская дуэль, о помощи артиллерии войскам временно пришлось забыть. Только картечницы продолжали посылать смертельный рой граненых чугунных снарядов, выкашивая зараз порой по несколько десятков врагов.

Положение немного выправляли мортирки витязей, вовремя отстреливающие подходящие к редутам подкрепления турок, но и они не вечны. После часа стрельбы запасы мортирщиков закончились, и их перекинули в лагерь. Теперь дело за стрелковыми командами.

– Пора светлейшего князя посылать, иначе выбьют солдат, – замечает Шереметев, глядя, как вторая линия вместе с первой из последних сил удерживают позиции, отстреливаясь от конников.

Центр обороны трещал, еще немного без свежих подкреплений, и полки не смогут отбиться, их просто завалят трупами, а по телам пройдут свежие турецкие солдаты. Что ж, пусть Меншиков, талантливый кавалерийский генерал, искупает глупости своей натуры, грех этим не воспользоваться, тем более когда квалифицированных кадров раз-два и обчелся.

Приказ отдан, драгуны, спешившиеся возле четвероногих товарищей, услышав зычные команды офицеров, попрыгали в седла. Казаки взлетели на степных лошадок, выстроились в некое подобие строя. До драгун по части строевой выучки им далеко, но неприхотливость и высокие боевые качества с лихвой окупают небрежный облик казаков.

– Пусть Рене готовится. В случае неудачи Меншикова он должен ударить во фланг туркам, иначе нас и правда задавят. Проклятье! Что они лезут как обезумевшие? Неужели умирать сотнями для них высшее наслаждение?! – хмуро бросаю в пустоту.

Однако князь, наблюдающий рядом со мной за ходом сражения, невесело усмехнулся.

– Они мусульмане, мы христиане, война с нами для них священна. Хотя выучка у них действительно крайне плоха, а про артиллеристов и говорить ничего не надо, стоит только посмотреть на результаты часовых стрельб. Правда, сипахи с янычарами выгодно отличаются от общей массы вчерашних пастухов.

Невольно перевожу взгляд на подножие ближайшего холма, и на сердце становится легче. Рытвины, борозды, невзорвавшиеся бомбы, ядра – все перемешалось в черноземе и зеленой сочной траве. Батареи за земляным валом спокойно и размеренно стреляют вдаль, иногда по приказу командира посылая вниз рой свинцовых ос, выкашивая близко подошедших врагов.

– Прикрыть линии нужно скорее, причем именно центр…

– Рано пока, нужно, чтобы они втянулись дальше, – обрываю князя, глядя, как четыре полка, занявшие трехшереножным строем чуть ли не целую версту, контратакуют навалившихся на них турок.

Плотная завеса белесого дыма позволяет увидеть силуэты, не более того. Возле них то и дело громыхают взрывы бомб, фузейные залпы. Роты резерва бодрым шагом движутся на помощь товарищам, барабанный бой с каждой минутой звучит яростнее, громче. Вот-вот рота разобьется на взводы и вступит в бой, за ней еще одна и еще – весь батальон с веселой злостью устремится на врага.

Новые роты вливаются в реку неистовства. Каждый солдат стреляет в упор по ненавистным врагам, прокладывая дорогу сквозь толпу басурман, не понимающих, как жалкая горстка гяуров умудряется не только держаться против них, но и истреблять правоверных воинов сотнями, неся потери один к десяти, а то и меньше! Редуты отстреливались как могли, пушки расстреляли боезапас, саперные команды бегом подносили новые боеприпасы, в ход шло все: картечь, неведомо как оказавшиеся тут книппели, ядра, остатки бомб, по большей части забракованных из-за неподходящего размера.