Весна вырвалась на всем скаку из-за отрогов Донецкого кряжа, в несколько дней растопила сугробы, согнала снега ручьями в овраги, сухой «азовец» провялил поля.
— Тосковал о поездках, Гордей Федорович? — как-то возвращаясь в конце марта с ГЭЗа, сказал Постышев шоферу. — Приводи в порядок свою лошадку. Начнем ездить, посмотрим, сходятся ли сводки с тем, что на полях делается. Послушаем мнение хозяев о своих работниках.
— О каких работниках? — недоуменно спросил шофер.
— О нас — о всех, кому власть доверили.
— У меня лошадка всегда под упряжкой, — сказал Гордей Федорович. — Хоть сейчас, хоть завтра…
— Ну, завтра у меня весь день с утра до ночи расписан, — сообщил Постышев, — а послезавтра тронемся, как ободняется.
Этого не нужно было говорить. Гордей Федорович отлично знал, когда начинается день у Постышева. До официального учрежденческого утра успевал он побывать то на заводах, то в пригороде, то просто на одной из улиц города. Неугомонный человек! Оставит машину за углом, а сам пойдет пешком, разговорится то с дворником, то с садовником сквера, то с покупателями в одном из магазинов. И никому из них невдомек, что за человек завел разговор. Наверное, принимают за металлиста с какого-нибудь из заводов.
Выехали через день. Постышев заехал за председателем окружного комитета незаможных селян Башкатовым. Шофер только посматривал на Башкатова. Видно было, что того обеспокоила эта поездка вместе с секретарем окружкома.
— Ну, куда поедем? — спросил Постышев Башкатова, когда выехали за город.
— Вы же куда-то собрались? — недоуменно произнес Башкатов.
— В любой район, товарищ голова, — оказал Постышев. — Хотелось бы побывать в том районе, где организации комнезама работают хуже других.
— В каждом районе есть и хорошие, есть и пассивные.
— Тогда поедем в Печенежский.
— Дороги туда плохие, Павел Петрович.
— Перетерпим. Проберемся. Это ведь один из тех четырех районов в округе, по которым в окружном КНС сведений нет. Что там творится? Может быть, просто люди стесняются о своих делах говорить. — Постышев вынул из кармана брошюрку и подал ее Башкатову. — Это произведение читали?
— Это же наша брошюра.
— Значит, попал по точному адресу. Вот здесь здорово написано: «В основном собрания КНС проходят активно». Ну, на стилистику, что «в основном», не будем обращать внимания. А какая же это активность, когда только пять из десяти человек являлись на собрания!
— Раньше, Павел Петрович, совсем собрания срывались.
— Срывались? — переспросил Постышев. — Думаю, что наши организаторы их сами срывали. Кто пойдет на собрание, на котором говорят для того, чтобы говорить. Вы в «Селянине Харьковщины», в редакции были? Пойдите в отдел писем, вам покажут, что пишут о КНС бедняки. Они прямо говорят, что на собраниях болтают обо всем, о чем угодно, только не о том, как наладить хозяйство.
Постышев вдруг попросил Гордея Федоровича остановить машину.
Неподалеку от дороги пахали землю. Плуг тащили коровы.
— Доброй работы! — сказал Постышев, подходя к пахарю.
— Бувайте здоровы! — ответил тот, останавливая коров.
— Что же, другого тягла нельзя раздобыть? — спросил Башкатов.
— За друге тягло платить треба. А за все платить не настачишься, — ответил пахарь. — Потом будешь по чужим каморам свое жито рассыпать.
— У вас КНС есть? — продолжал расспрашивать Постышев. — Что же он делает?
— Собрания проводит. Делегатов в Харьков посылает.
— Кто у вас голова КНС? — поинтересовался Башкатов.
— Чупринка Свирид.
— Черт знает что — влюбились в этого Чупринку! — вскипел Башкатов. — Я давно рекомендовал выбрать другого.
— А вы думаете, другой буде краще, чим Чупринка? — заметил пахарь. — И у Чупринки только тын та хата, и у других добра небогато. Хозяева в КНС не идут.
— Что же, середняков не принимают в КНС? — поинтересовался Постышев.
— Середняк он так, посереди, стоит. С одного боку куркули, а с другого таки, як мы, жебраки…
Потом десь по свиту блукав, снова вернулся. Язык у него, як дзвин. Выступает, як поп на амвоне: «Мы даем товарный хлеб. Мы всю страну на своих харчах содержим. Мы культурные землеробы». Позахватал лучшие поля и пашет.
— Ну спасибо, товарищ, за рассказ, — сказал Постышев. — Как ваше имя, отчество, фамилия?
— Гливко Евген Карпович.
— Я Постышев, секретарь окружкома.
— А где же товарищ Киркиж? — полюбопытствовал Гливко.
— Он к вам приезжал? — спросил Башкатов.
— Он у нас комиссаром был.
— Что же вы, бывший красноармеец, не принимаете участие в КНС? — сказал Постышев.