Постышев

— Пришлось мне заниматься этими «классами», — рассмеялся Постышев. — Для консультации даже профессоров, хирургов пришлось призывать. Начали мы в Киеве наводить порядок такой же, как в Харькове. Собрали совещание дворников, утвердили их положение хозяев дома и улицы. И вдруг письма от ребят: дворники не разрешают чертить «классы» на тротуарах и во дворах. Обида: «Нам играть негде». Какой игрой заменить «классы»? Никто ни в обкоме, ни в горкоме не знает. Посоветовались с врачами. Видные хирурги говорят, что игра в «классы» вредит формированию ног ребенка. Я обратился к ребятам с письмом, сослался на консультацию врачей и попросил их участвовать в конкурсе по изобретению новых игр. Сотни разных предложений. Пусть теперь врачи и педагоги решают, какие игры будут наиболее полезны. Нужно подумать, чтобы для сельских ребят были изобретены игры с учетом жизни в селе. При лампе тетради проверяете? — спросил Постышев вдруг, останавливаясь у дома Снойко.

— Если керосин завозят, — отвечал Снойко, — а то и при каганцах. Знаете, такой светильник, фитилек на картошке, блюдце с маслом?

— Знаю, — ответил Постышев. — Моя жена при таком светильнике проверяла тетради в приамурском селе Шаманка, когда я на нелегальном положении был. Вот с порога учительского дома и познаешь заботу об учителях, товарищ председатель! От МТС сюда давно надо бы протянуть линию и подключить к ней десять-пятнадцать лампочек. Покажите, если можно, товарищ Снойко, сарай с топливом.

— Приходится соломой топить, — пояснил Снойко.

— Соломой топят. При каганцах тетради проверяют, — переступая порог дома, произнес Постышев. — О какой же заботе может идти речь, если нет элементарных условий для работы учителей!

Из записок Барвинца

1936 год, 23 марта

Сегодня я проклял нашу телефонную связь. С редакцией соединили только в первом часу ночи. Досталось от Негребы, что не передал информацию о поездке Постышева по Александровскому району телеграфом. Из-за моей информации задерживали сдачу полосы. А я буквально без ног. Вчера весь день на полях Каменского района, сегодня объезжали колхозы Александровского района. У Постышева какая-то жадность к фактам. Ему хочется прощупать каждый комок пахоты своими руками. Снова, как и в Каменском районе, были на зерновых участках, на свеклосахарных плантациях, в школе, на полевых станах тракторных бригад. Он выполняет поручение Центрального Комитета со старательностью инструктора, которому доверили первую проверку. Теперь, после поездок с Постышевым по колхозам, я почувствовал, что он не только знакомится с выполнением полевых работ, но и проверяет какие-то свои выводы, наблюдения, особенно в части повышения урожайности. В Александровском районе, беседуя с колхозниками — организаторами хаты-лаборатории, Постышев заявил прямо: «Нам всем экзамен — на девяти центнерах урожая зерновых далеко не уедешь. В ближайшие годы нужно поднять урожайность на два-три центнера».

33

В утренней почте «лично для Постышева» было несколько писем. Редкий день не приходили они с Дальнего Востока, из Иркутска, Бурят-Монголии, Москвы, Иванова. Постышев в первую очередь читал письма земляков — они радовали его сообщениями об успехах ивановских передовиков производства, о перестройке фабрик, о новом выпуске технологов, врачей, педагогов.

Хотелось побывать в родных краях. Но работа в Киевской области, на Украине шла на подъем, порою по ухабам, приходилось часто выезжать в районы. И даже когда вызывали в Москву, в Центральный Комитет, не находилось одного-двух дней, чтобы заглянуть в край текстильщиков.

Сегодня из Иванова пришли два письма: комсомольцы области приглашали на свою конференцию. Павел Петрович вызвал стенографистку, продиктовал ответ, попросил прочитать записанное и сделал вставку:

«Берите пример с таких представителей старых поколений большевиков-ивановцев, как Ольга Афанасьевна Варенцова, которая воспитала не один десяток преданных революционеров».

— Вы о Варенцовой что-нибудь слыхали, Саша? — спросил он стенографистку.

— Где-то такая фамилия встречалась, — смущенно ответила девушка. — Знаю, что революционерка…

— Вот так, мы знаем о наших первых большевиках понаслышке да по догадке, — сказал Постышев. — О ней нужно повести писать. Маленькая, щуплая, хрупкая. А сталь перед ее характером сдаст. И сдавала. Сколько ей пришлось провести дней за стальными решетками! Они давно ржавчиной источены. А Ольга Афанасьевна до сих пор в работе, в труде. Там, у нас в Иванове, другая большевичка была — Глафира Ивановна Окулова. Она от Ленина поручения принимала. Подождите немного, я другое письмо из Иванова пробегу.

Павел Петрович пробежал письмо и стал перечитывать его, подчеркивая какие-то строки, потом нажал кнопку звонка.

— Вот это послание! — хмурясь, произнес Павел Петрович. — Понимаете, порой становишься в тупик перед вопросом, который подбрасывает жизнь.

В кабинет вошел помощник и привычно стал смотреть папки с прочитанным письмами.