Посвящается вам

Давайте придумаем деспота,
чтоб в душах царил он один
от возраста самого детского
и до благородных седин.

Усы ему вырастим пышные

и хищные вставим глаза,
сапожки натянем неслышные,
и проголосуем все — за.

Давайте придумаем деспота,

придумаем, как захотим.
Потом будет спрашивать не с кого,
коль вместе его создадим.

И пусть он над нами куражится

и пальцем грозится из тьмы,
пока наконец не окажется,
что сами им созданы мы.

«Отчего ты печален, художник…»

* * *

Отчего ты печален, художник —
живописец, поэт, музыкант?
На какую из бурь невозможных
ты растратил свой гордый талант?

На каком из отрезков дороги

растерял ты свои медяки?
Все надеялся выйти в пророки,
а тебя занесло в должники.

Словно эхо поры той прекрасной,

словно память надежды былой —
то на Сретенке профиль твой ясный,
то по Пятницкой шаг удалой.

Так плати из покуда звенящих,

пот и слезы стирая со щек,
за истертые в пальцах дрожащих
холст и краски, перо и смычок.

«Клубничины сорваны с грядки…»

* * *

Клубничины сорваны с грядки.
Они треугольны и сладки.
Белеют внутри семена —
придут еще их времена.

Но, прежде чем кануть в забвенье,

свершают они омовенье
под каплями чистой росы
в рассветные эти часы.

Душисты бока их тугие,

мундиры на них дорогие,
расшиты они в пух и прах
с узорами на обшлагах.

Их жаркая почва рождает,

их музыка сопровождает,
вливает в них пламя свое…
Да жаль: мы не слышим ее.

«Мне не в радость этот номер…»

* * *

Мне не в радость этот номер,
телевизор и уют.
Видно, надо, чтоб я помер —
все проблемы отпадут.

Ведь они мои, и только.

Что до них еще кому?
Для чего мне эта койка —
на прощание пойму.

Но когда за грань покоя

преступлю я налегке,
крикни что-нибудь такое
на грузинском языке.

Крикни громче, сделай милость,

чтоб на миг поверил я,
будто это лишь приснилось:
смерть моя и жизнь моя.

«По Грузинскому валу воинственно ставя носок…»

* * *