Посвящение

Привычное уже дело: мне тщательно завязывают глаза плотной чёрной тканью. В комнате что-то происходит: я слышу шаги, постукивание дверей, шорохи, звяканье. Иногда — тишина. Происходить может что угодно: перекладывают листы бумаги, открывают дверцы шкафа, лаборантка надевает или снимает шейный платок, кто-то вышел или вошёл. Или ничего не происходит. Я должна мысленно наблюдать, что творится в комнате. Иногда вижу, иногда чувствую или просто знаю. А иной раз — и ничего не считываю, не получается. Тогда разбираем причины.

Особенно увлекательна «угадайка», если кто-то входит в комнату: надо точно определить кто. Я уже знала в Лаборатории практически всех, и оставалось только назвать имя.

Я настроилась. Кто-то приоткрыл дверь, пошептались, закрыли, по комнате пролетел вихрь непонятного смятения. Я хотела снять повязку, но меня остановили: «Работай-работай!» Дверь снова открылась, послышались уверенные, но вместе с тем мягкие шаги. Комната наполнилась необъяснимым волнением — тревожным и праздничным одновременно. Буквально на секунды, поскольку затем все закрылись. Лаборантов экранировали те, кто умеет это делать. Открытым остался только один человек — новый для меня.

Экспериментатор сказал мне излишне размеренным голосом:

— Опиши гостя!

Вошедший был как на ладони, и я принялась рассказывать:

— Мужчина лет пятидесяти, незнакомый…

Произнеся это вслух, я споткнулась.

— С этим человеком я не знакома лично… Человек среднего роста, носит усы, бороды нет, глаза… не знаю пока. Он — в военной форме… Этот человек — в высоком звании… — Я остановилась и осторожно уточнила: — Можно продолжать?

— Продолжай.

Я должна подробнее рассказать о внешности, о семье надо, о состоянии здоровья. Обычно добровольцу в такой ситуации надевают плотные наушники, чтобы я рассказывала без смущения. Но в данном случае я была уверена: человек слышит каждое моё слово. Не страшно: я нашла бы способ донести информацию в необидной и не пугающей форме. Но то, что я видела, слепило меня и перебивало информационный поток.

— У этого человека очень сильная энергетика…

Энергетика необычно мощная. В ней много света, но её никак не назовёшь чистой. Напротив, мощный поток несёт в себе достаточно энергетической «грязи». Так река в половодье несёт всякий растительный мусор, почвенную взвесь, водоросли, лёд, а иной раз — трупы утонувших животных и задохшейся под зимним льдом рыбы. Об этом я решила умолчать: вряд ли гостю будет приятно слышать про энергетическую грязь!

Поток усиливался и окутывал человека всё более плотно. Тут меня осенило: я вижу в действии защиту включением! Все мои попытки считать незнакомца впитывались его энергетикой, и она на глазах уплотнялась. Все попытки проникновения в ту информацию, которую этот человек назначил закрытой, также поглощались его энергетикой и усиливали её.

— Мне кажется, я знаю этого человека, — сказала я, чтобы не затянулось молчание. — Его все знают. Он… маршал?!

Вспышка нового озарения была подобна молнии. Я открыла уже рот — то ли высказаться членораздельно, то ли ахнуть, но успела его захлопнуть и прикусить язык.

— Больше ничего не получается: очень мощная защита…

Пусть я лучше буду выглядеть дурочкой и неумехой!

Чего испугалась? Ну, ведь никто же в мою голову не залезет и не определит, что именно я сумела увидеть и узнать помимо того, о чем рассказала. А кому приятно думать, что о нём узнали нечто лишнее? Так лучше и не открываться вовсе, не говорить, что определила наверняка имя гостя.

И всё же догадки — это лишь догадки. Может, я просто слишком высокого мнения о себе: вообразила, будто такой человек придёт лично, чтобы поиграть со мной в «угадайку»?

Девчонки не в курсе, что вообще кто-то приходил, и мне не велели с ними обсуждать. Старшие мой наивный вопрос: «А кто это всё-таки был?» — игнорируют.

Как бы мои домыслы проверить? Товарищу Бродову нравится, когда я вскрываю информацию, для меня вовсе не предназначенную. Правда, и самой придётся открыться ему. Что ж, риск не велик: пока руководитель дорожит моими способностями, он не станет делать чего-то мне во вред.

Бродов вошёл в подъезд, и дежурный, привычно вытянувшись перед ним, козырнул.

— Разрешите доложить?

Бродов насторожился: есть что докладывать — значит, что-то произошло! Голос у дежурного звенел, глаза подозрительно блестели. И вообще, весь он был какой-то ошалевший и взвинченный, но перепуганный или радостный — не разберёшь.

Николай Иванович кивнул, и на него обрушился короткий доклад: хрипло от волнения — великое имя Главного Куратора и с точностью до минуты — во сколько пришёл, во сколько отбыл. Отдельное добавление: без сопровождения.

— Ясно. Спасибо.

Бродов постарался сохранить и уверенный голос, и нейтральное выражение лица.

Можно ожидать всякого: и добра, и худа, если высокое начальство приезжает к тебе без предупреждения. Но если уж приезжает в твою вотчину, заранее зная, что тебя на месте не застанет, — это дурной знак. Что же стряслось? Может, Анфилофьевна постаралась?