Потаенная девушка

– Нет, – отвечает Конгер. – Может быть, как-нибудь ты мне их покажешь.

Я кусаю персик. Он невероятно сладкий и тает у меня на языке, словно сделан из чистого снега. Однако, как только я проглатываю кусок, мой желудок согревается от питательного тепла. Я верю в то, что персик и правда насытил меня на десять дней. Я поверю всему, что мне скажет моя Наставница.

– Почему ты выбрала меня? – спрашиваю я.

– Потому что у тебя есть дар, Иньнян, – отвечает монашка.

Я понимаю, что отныне это мое имя. «Потаенная девушка».

– Но за дар нужно платить, – продолжает монашка. – Ты останешься жемчужиной, навеки погребенной в иле на дне бескрайнего Восточного моря, или будешь ярко сиять, озаряя мир, пробуждая тех, кто дремлет на протяжении всей своей жизни?

– Научи меня летать и фехтовать, как они, – говорю я, облизывая с пальцев сладкий сок персика. «Я стану отличной воровкой, – мысленно добавляю себе я. – И украду у тебя свою жизнь обратно».

Монашка задумчиво кивает и устремляет взор вдаль, туда, где заходящее солнце превратило облака в море сияющего золота и алой крови.

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Колеса повозки, запряженной ослом, со скрипом останавливаются.

Без предупреждения Наставница срывает повязку с моих глаз и выдергивает из ушей шелковые затычки. Я сопротивляюсь внезапному яркому солнцу и морю звуков: крику ослов, ржанию лошадей, звону кимвалов[89] и завыванию эрху[90] бродячих музыкантов, стуку и грохоту загружаемого и разгружаемого товара, пению, крикам, спорам, смеху, пререканиям, молитвам, – которые образуют симфонию большого города.

Пока я еще прихожу в себя от путешествия в размеренно покачивающемся мраке, Наставница уже соскочила на землю и привязала осла к придорожному столбу. Мы в центре какой-то провинции, это я знаю: аромат сотни различных блюд из муки и цукатов и экзотических благовоний, а также запах конского навоза сообщили мне об этом еще до того, как с моих глаз сняли повязку, – но где именно мы находимся, я сказать не могу. Я напрягаю слух, пытаясь уловить обрывки разговоров бурлящего вокруг города, однако этот диалект мне незнаком.

Прохожие и люди из встречных повозок кланяются Наставнице.

– Амитаба! – говорят они.

Наставница складывает ладони перед собой и кланяется в ответ.

– Амитаба, – отвечает она.

Мы можем находиться в любом уголке империи.

– Мы пообедаем, после чего ты сможешь отдохнуть вон в том трактире, – говорит Наставница.

– А как же моя задача? – спрашиваю я.

Я волнуюсь. С тех пор как она забрала меня, я покинула гору впервые.

Наставница смотрит на меня со смешанным выражением – наполовину с жалостью, наполовину с весельем.

– Так неймется?

Я молча прикусываю губу.

– Ты сама выберешь способ и время, – говорит Наставница, и голос ее так же безмятежен, как безоблачное небо. – Я вернусь на третью ночь. Удачной охоты!

* * *

– Держи глаза открытыми и члены расслабленными, – сказала она. – Вспомни все, чему я тебя учила.

Наставница призвала двух туманных ястребов с ближайших горных вершин, оба размером со взрослого человека. Железные лезвия удлиняли их когти, изогнутые клювы блестели сталью. Ястребы кружили надо мной, появляясь из тумана и снова исчезая в нем, их пронзительные крики звучали печально и гордо.

Джинджер вручила мне маленький кинжал длиной около пяди. Кинжал показался мне совершенно неподходящим для выполнения моей задачи. Я обвила трясущимися пальцами рукоятку.

– То, что видно, еще не все, – сказала Джинджер.

– Остерегайся того, что невидимо, – добавила Конгер.

– Все будет хорошо, – заверила Джинджер, стискивая мне плечо.

– Мир полон иллюзий, порожденных невидимой Истиной, – сказала Конгер. После чего она наклонилась и шепнула мне на ухо, пощекотав теплым дыханием мою щеку: – У меня от встречи с ястребами до сих пор шрам на затылке.

Девушки удалились и растворились в тумане, оставив меня одну с хищными птицами. Из лиан надо мной донесся голос Наставницы.

– Почему мы убиваем? – спросила я.