Потаенная девушка

Я мысленно прокручиваю в голове разговор монашки с моим отцом.

– Отдайте ее мне. Она станет моей ученицей.

– Хоть я и польщен милостивым вниманием Будды, я вынужден отказаться. Место моей дочери дома, рядом со мной.

– Вы можете отдать мне ее по доброй воле, или же я заберу ее без вашего благословения.

– Ты угрожаешь мне похищением? Знай, что я добился места в жизни своим мечом, и мой дом охраняют пятьдесят вооруженных воинов, каждый из которых без колебаний отдаст жизнь за свою юную госпожу.

– Я не угрожаю – я просто сообщаю. Даже если ты поместишь свою дочь в железный сундук, опутаешь сундук бронзовыми цепями и бросишь на дно моря, я заберу ее с той же легкостью, с какой режу хлеб вот этим кинжалом.

Последовала холодная яркая металлическая вспышка. Отец выхватил меч, от скрежета лезвия по ножнам у меня екнуло сердце.

Но монашка уже исчезла, оставив после себя лишь несколько прядей седых волос, парящих в воздухе в косых лучах солнца. Мой отец ошеломленно потрогал рукой лицо там, где по щеке скользнул кинжал.

Волосы упали на землю; отец отнял руку от лица. У него на щеке оголилась полоска кожи, бледная, как каменные плиты дороги в свете утреннего солнца. Крови не было.

– Не бойся, доченька! Этой ночью я утрою охрану. Тебя защитит дух твоей ушедшей матери.

Но мне страшно. Мне очень страшно. Я вспоминаю нимб солнечного света над головой монашки. Мне нравятся мои длинные густые волосы, которые, как говорят мне служанки, похожи на волосы моей матери, а та каждый вечер расчесывала их по сто раз, перед тем как лечь спать. Я не хочу, чтобы мне обрили голову.

Я вспоминаю блеск стали у монашки в руке, молниеносный, неуловимый глазу.

Я вспоминаю пряди волос отцовской бороды, плавно падающие на пол.

Огонек масляного светильника у двери шкафа дрожит. Я забиваюсь в угол и зажмуриваюсь.

Меня обнимает полная тишина. Лишь сквозняк ласкает мое лицо. Нежный, подобный трепету крылышек мошки.

Я открываю глаза. Какое-то мгновение я не понимаю, что́ вижу.

Примерно в трех локтях от моего лица в воздухе висит продолговатый предмет размером с мою руку, имеющий форму кокона шелковичного червя. Сияя, словно полумесяц, он испускает свет, который не дает тепла и не отбрасывает тени. Зачарованная, я пододвигаюсь ближе.

Нет, слово «предмет» не совсем подходит. Холодный свет будто исходит из тающего льда вместе со сквозняком, треплющим мне волосы. Это больше напоминает отсутствие вещества, рваную дыру в полумраке спальни, отрицательную сущность, которая поглощает темноту и превращает ее в свет.

У меня пересыхает в горле, и я с трудом перевожу дыхание. Дрожащими пальцами я тянусь к сиянию. Полмгновения нерешительности – и я прикасаюсь к нему.

Но никакого контакта нет. Нет ни обжигающего кожу тепла, ни леденящего холода. Мое впечатление о том, что предмет имеет отрицательную сущность, подтверждается, поскольку мои пальцы ничего не встречают. И они не выходят с обратной стороны, а просто исчезают в свечении, словно я погрузила руку в дыру в пространстве.

Я отдергиваю руку назад и шевелю пальцами, изучая их. Никаких повреждений я на них не вижу.

Из разрыва появляется рука, хватает меня и увлекает навстречу свету. Я даже не успеваю вскрикнуть – яркий свет ослепляет меня, мне кажется, будто я падаю, падаю с верхушки вытянувшейся до небес софоры к земле, которой все нет и нет.

* * *

Гора плавает в облаках, словно остров.

Я пыталась найти дорогу вниз, но неизменно сбивалась с пути в затянутых туманом лесах. «Просто иди вниз, вниз», – говорю я себе. Но туман сгущается настолько, что становится осязаемым, и, сколько я ни нажимаю на нее, облачная стена не поддается. Мне не остается ничего другого, кроме как сесть, дрожа от холода, отирая с волос влагу. Отчасти эта влага от слез, но я в этом не признáюсь.