Я бросаю взгляд на пол под наместником. Он застлан соломой. Это зрелище сперва ставит меня в тупик, но затем я понимаю, что наместник так проявил заботу о своих слугах. Он не хочет, чтобы его кровь испачкала каменные плиты пола, которые затем придется оттирать.
Мужчина сидит в позе лотоса, закрыв глаза, у него на лице безмятежная улыбка, как у Будды.
Я осторожно кладу черепицу на место и исчезаю в ночи, подобно дуновению ветра.
– Почему ты не выполнила свое задание? – спрашивает Наставница. Мои сестры стоят у нее за спиной, два архата[92]
, охраняющих свою повелительницу.– Он играл со своим сыном, – говорю я, цепляясь за это объяснение, словно за лиану, раскачивающуюся над пропастью.
Наставница вздыхает.
– В следующий раз тебе нужно будет сначала убить ребенка, чтобы тебя ничто не отвлекало.
Я молча качаю головой.
– Это уловка. Он играет на твоем чувстве сострадания. Все правители – актеры, их сердца непроницаемы, словно мрак.
– Возможно, – говорю я. – И тем не менее он сдержал свое слово и был готов умереть от моей руки. Я полагаю, что и другие вещи, сказанные им, также могут быть правдой.
– Почему ты думаешь, что он не так честолюбив, как тот человек, которого он порочит? Почему ты думаешь, что он не притворяется великодушным ради того, чтобы в будущем сотворить какую-нибудь жестокость?
– Никто не знает будущего, – говорю я. – Возможно, здание прогнило насквозь, но я не желаю, чтобы от моей руки оно обрушилось и раздавило муравьев, ищущих спокойной гавани.
– А как насчет преданности? – смотрит на меня Наставница. – Как насчет повиновения Наставнику? Как насчет выполнения обещаний?
– Я не подхожу для того, чтобы похищать жизни, – говорю я.
– Такой дар… – печально говорит Наставница и после небольшой паузы добавляет: – Растрачен впустую.
В ее голосе звучит что-то такое, от чего меня охватывает дрожь. Я смотрю ей за спину и вижу, что Джинджер и Конгер исчезли.
– Если ты уйдешь, – говорит Наставница, – ты больше не моя ученица.
Я смотрю на ее лицо, лишенное морщин, в глаза, тронутые добротой. Я вспоминаю, как она перебинтовывала мне ноги, после того как я в самом начале обучения упала, сорвавшись с лианы. Вспоминаю, как она отгоняла бамбукового медведя, оказавшегося для меня слишком грозным противником. Вспоминаю ночи, когда она обнимала меня и учила проникать сквозь иллюзии и видеть спрятанную под ними правду мира.
Наставница забрала меня из семьи, но она также, по сути дела, заменила мне мать.
– Прощай, Наставница!
Я резко пригибаюсь и прыгаю, словно настигающий добычу тигр, словно парящая в кроне деревьев обезьяна, словно взлетающий ястреб. Вышибив окно комнаты в трактире, я ныряю в океан, каковым является ночь.
– Я пришла не для того, чтобы убить вас, – говорю я.
Мужчина молча кивает, словно ожидал именно этого.
– Мои сестры – Джинджер, известная как Сердце Молнии, и Конгер, Безоружная, – получили приказ довести до конца то, что не смогла я.
– Я позову охрану, – говорит мужчина, вставая.
– Это не поможет, – говорю я. – Джинджер сможет похитить вашу душу, даже если вы спрячетесь на дне океана, Конгер еще более умелая.
– В таком случае я встречусь с ними один, – усмехается мужчина. – Спасибо за предупреждение, это позволит спасти от бессмысленной гибели моих людей.
В ночи раздался слабый пронзительный крик, как будто где-то далеко воет стадо обезьян.
– Времени объяснять нет, – говорю я. – Дайте мне свой красный кушак.
Мужчина отдает мне кушак, и я обматываю его вокруг пояса.
– Сейчас вы увидите то, что не поддается пониманию. Что бы ни случилось, не отрывайте взгляда от этого кушака и держитесь от него подальше.
Вой становится громче. Кажется, он звучит повсюду и в то же время нигде. Джинджер здесь.
Прежде чем мужчина успевает задать мне вопрос, я разрываю в пространстве шов, пролезаю в него и исчезаю, оставив только болтающийся конец красного кушака.