Я появляюсь в пространстве над пространством, в пространстве внутри пространства, в потаенном пространстве.
Все вокруг приобретает новое измерение – стены, плиты пола, мерцающее пламя факелов, потрясенное лицо наместника. Кажется, с него содрали кожу, обнажив все, что под ней: я вижу бьющееся сердце, пульсирующие внутренние органы, кровь, струящуюся по прозрачным сосудам, блестящие белые кости и бархатистый костный мозг внутри, похожий на приправленное ююбой повидло из лотоса. Я вижу все до одной блестящие крупицы слюды в каждом кирпиче, я вижу десять тысяч бессмертных, танцующих в каждом языке пламени.
Нет, это не совсем так. У меня нет слов описать то, что я вижу. Я одновременно вижу во всем миллион миллиардов слоев, подобно тому как муравей, неизменно видевший перед собой прямую линию, внезапно оторванный от листа бумаги, воочию узрел совершенство окружности. Это ракурс Будды, который постигает непостижимость сети Индры[93]
, связывающей мельчайшую пылинку на лапке блохи с величайшей рекой бесчисленных звезд, разливающейся по ночному небу.Именно так много лет назад Наставница проникла сквозь стены дворца моего отца, ускользнув от стражников, и похитила меня из запертой комнаты.
Я вижу приближающееся белое платье Джинджер, колышущееся подобно медузе, плавающей в океанских глубинах. Подходя ближе, она завывает, и в одиноком голосе – какофония воя, вселяющего ужас в сердца жертв.
– Сестренка, что ты здесь делаешь?
Я поднимаю кинжал.
– Джинджер, пожалуйста, уходи!
– Ты всегда была слишком упрямой, – говорит она.
– Мы ели плоды с одного персикового дерева и купались в одном холодном горном ручье, – говорю я. – Ты учила меня лазать по лианам и украшать волосы ледяными лилиями. Я люблю тебя как свою родную сестру. Пожалуйста, не делай этого!
– Не могу. – У Джинджер огорченный вид. – Наставница обещала.
– Есть главное обещание, согласно которому мы должны жить: поступать так, как подсказывает сердце.
Джинджер поднимает меч.
– Поскольку я люблю тебя как родную сестру, я позволю тебе нанести удар первой. Если ты сможешь прикоснуться ко мне до того, как я убью наместника, я уйду.
– Спасибо, – киваю я. – И я сожалею о том, что дело дошло до этого.
Потаенное пространство имеет свое собственное строение, состоящее из переплетающихся тонких нитей, тускло сияющих внутренним светом. Для того чтобы перемещаться в этом пространстве, мы с Джинджер раскачиваемся на нитях, прыгаем с одной на другую, ползаем, кружимся, проваливаемся, танцуем на кружевной паутине, сотканной из звездного света и искрящегося льда.
Я бросаюсь на Джинджер – та легко увертывается. Она всегда лучше всех сражалась на лианах и танцевала на облаках. Джинджер скользит и раскачивается так же изящно, как бессмертный при небесном дворе. По сравнению с ее движениями мои – тяжелые, грузные, лишенные утонченности.
Танцуя, Джинджер уходит из-под моих ударов, считая их:
– Один, два, три-четыре-пять… Очень хорошо, Потаенная девушка, ты тренировалась. Шесть-семь-восемь, девять, десять…
Время от времени, когда я оказываюсь чересчур близко, она отбивает мой кинжал своим мечом – легко, без труда, как дремлющий человек прихлопывает муху.
Чуть ли не с сожалением Джинджер выворачивается, уходя от меня, и быстро приближается к наместнику. Подобно ножу, зависшему над листом бумаги, она совершенно не видна ему, готовая обрушиться из другого измерения.
Я бросаюсь следом за ней, надеясь, что я достаточно близко и мой план сработает.
Наместник, увидев приближающийся красный кушак, который я оставила в его мире, падает на пол и откатывается в сторону. Меч Джинджер вспарывает занавес между измерениями – в том мире появившееся из ничего лезвие разрубает в щепки стол, за которым только что сидел наместник, и тотчас снова исчезает.
– Это еще что такое? Как он меня увидел?
Чтобы не дать ей разгадать мою уловку, я обрушиваю на нее каскад выпадов.
– Тридцать один, тридцать два-три-четыре-пять-шесть… А у тебя и правда получается неплохо…