Потаенная девушка

– Ты обвиняешь меня в манипуляциях, – говорю я. Воздух в палатке влажный и душный, и у меня такое чувство, будто мне пытаются вдавить глаза в черепную коробку. – Но разве ты не тем же самым занимаешься с этой записью?

– Тут большая разница, – возражает София. У нее всегда есть ответ на любой вопрос. – Мой клип будет использован для того, чтобы убедить людей делать то, что является правильным – с рациональной точки зрения, в соответствии с продуманным планом. Эмоции – это грубый инструмент, который нужно поставить на службу разуму.

– Значит, ты собираешься прекратить оказывать беженцам какую-либо помощь и бесстрастно смотреть, как мьянмарское правительство выдавит их со своих земель в Китай? Или даже хуже?

– Тебе удалось собрать деньги для беженцев на волне гнева и сочувствия, – говорит София. – Но как это в действительности помогает им? В конечном счете их судьба всегда будет решаться в геополитическом противостоянии Китая и Соединенных Штатов. Все остальное – лишь пустое сотрясение воздуха. Беженцам нельзя помочь. Поставка им оружия лишь даст правительственным войскам еще один повод прибегнуть к насилию.

Нельзя сказать, что София не права. Совсем не права. И все же есть основополагающий принцип, которого она упорно не видит. Мир не всегда движется по пути, предсказанному теориями, выдвинутыми экономистами и специалистами по международным отношениям. Если решения принимаются в соответствии с расчетами Софии, то порядок, стабильность, империя неизменно побеждают. И тогда никогда не будет никаких перемен, никакой независимости, никакой справедливости. Но для нас сердце на первом месте, и так и должно быть.

– Величайшее манипулирование – ошибочно убеждать себя в том, что всегда можно рассудком определить, что правильно, – говорю я.

– Без рассудка вообще невозможно понять, что правильно, – возражает София.

– Эмоции – это не просто инструмент убеждения, они всегда были в сердце того, что означает «поступать правильно». Ты выступаешь против рабства, потому что провела рациональный анализ преимуществ и затрат этой системы? Нет, тебя возмущает сама идея рабства. Ты сочувствуешь жертвам. Ты чувствуешь зло своим сердцем.

– Моральные доводы – это не то же самое…

– Частенько моральные доводы представляют собой лишь способ, посредством которого ты укрощаешь свое сострадание, запрягая его на службу интересам институтов, развративших тебя. Ты определенно не имеешь ничего против манипулирования, когда это выгодно делу, которое вписывается в твои рамки.

– Ты напрасно оскорбляешь меня, называя лицемеркой…

– Но ты действительно лицемерка! Ты молчала, когда фотографии с запуском ракет «Томагавк» и кадры с телами утонувших детей, выброшенных на берег, приводили к изменениям в политике по отношению к беженцам. Ты поддерживала работу журналистов, которые пробуждали сострадание к обитателям крупнейшего лагеря беженцев в Кении, рассказывая дурацкие истории в духе Ромео и Джульетты о молодых беженцах, делая упор на том, как сотрудники ООН приобщили их к западным идеалам…

– Это совершенно другое дело…

– Разумеется, другое. Для тебя сострадание – не фундаментальная человеческая ценность, а лишь еще одно оружие, которым можно размахивать. Одних ты награждаешь своим состраданием, других караешь, отказывая им в нем. А подходящие доводы рассудка можно подобрать всегда.

– А чем ты отличаешься от меня? Почему страдание одних воздействуют на тебя сильнее страданий других? Почему судьба жителей Муэртьена беспокоит тебя больше, чем судьба других беженцев? Не потому ли, что они внешне на тебя похожи?

София по-прежнему считает, что это убийственный довод. И я ее понимаю, честное слово. Так приятно думать, что ты права, что ты совладала со своими чувствами, позволив рассудку одержать верх, что ты являешься проводником политики справедливой империи, невосприимчивой к предательскому состраданию.

Но я просто не могу так жить.

Я предпринимаю еще одну, последнюю попытку.

– Я надеялась, что вырванная из контекста и реалий, обнажающая неприкрытые страдания и боль виртуальная реальность сможет остановить нас от рационального управления состраданием. В мучениях нет ни расы, ни убеждений – никаких стен, разделяющих нас. Погружаясь в ощущения жертв, все мы оказываемся в Муэртьене, в Йемене, в сердце мрака, которым подпитываются великие державы.

София ничего не отвечает. По ее глазам я вижу, что она считает дальнейшие споры со мной бесполезными. Я глуха к голосу разума.

Я надеялась с помощью «Сострадания» создать консенсус сострадания, неподкупный реестр сердца, поборовшего предательскую практику поиска рациональных объяснений.

Но, по-видимому, я все еще слишком наивная. Наверное, я верила, что сострадание может изменить мир.

* * *

Анон>: Как вы думаете, что произойдет дальше?

N♥T>: Китай вторгнется в Муэртьен. Эти ВР не оставили Пекину выбора. Если Китай не отправит войска на защиту повстанцев, начнутся уличные беспорядки.

ЗолотойФермер89>: Сразу же возникает вопрос: не этого ли хотел Китай с самого начала?