- Я все это придумал.
- Значит, ты знаешь про меня все? Все-все?
- Да.
- Тогда скажи... тогда скажи, как звали любимую лошадь отца?
- Ночь.
- Какого цвета было глаза у моей матери?
- Зеленые.
- Где стоял наш дом?
- На косогоре, у ручья, в трех милях от дубовой рощи и в двух от трактира "На развалинах".
- Верно... но это можно было узнать откуда-нибудь... Я бы спросила, как мне объяснялись в любви в первый раз в жизни, но мне самой никак не вспомнить, - простодушно призналась она. По ее сосредоточенному лицу было видно, что она пытается придумать новые вопросы.
- Ничего, как назло, нейдет в голову, - наконец, сказала она, сердито притопнув ножкой.
- Ладно, я подумаю и спрошу как-нибудь потом. А сейчас будем считать, что я тебе поверила.
Меня это, конечно же, не удовлетворяет. Мне нужен помощник, или хотя бы человек, который бы мне не мешал, но судя по ее тону, цели своей я не достиг.
- А расскажи мне, знаешь, что... как ты ТАМ жил?
Приходится рассказывать: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Мало-помалу я увлекаюсь, вспоминая одну подробность за другой. Память, сбрасывая страх, все ярче рисует мне картинки обыденной городской жизни, и вот уже кажется, закрой глаза и...
Я закрываю глаза. Открываю. Передо мной стоит красивая женщина и, чуть ли не заглядывая мне в рот, ждет продолжения рассказа. В ее глазах прыгают игривые огоньки, и вообще она не кажется больше ни подавленной, ни смятенной.
- Слушай, - говорит она, - ты рассказывал о друзьях-трассерах. Но вы-то не можете доверять друг другу только на слово?
"Доехали", - думаю я.
У Экс-Со-Ката недвусмысленно сказано о том, что процедуру "капкан трассера" не следует обсуждать с непосвященными, и ни в коем случае нельзя ее демонстрировать. Под страхом бойкота. Но сомнения не гложут меня. "Все равно никто из реального мира об этом не узнает. Я покажу ей, а значит - самому себе, и это не будет нарушением обета молчания".
- Хорошо, - я меняюсь в душе на удивление быстро, если так можно выразиться, "прямо на глазах у самого себя".
- Есть способ доказать всякому, что ты владеешь техникой выхода на трассу. Его придумал Экс-Со-Кат и назвал "капкан". Если человек способен выходить на трассу, то он может это доказать. Все предельно просто. Я говорил об аксиоме - жизнь на трассе, та же жизнь, с ее опасностями и радостями. Если в созданном мире человек гибнет, он гибнет и на самом деле. Это, кстати, лишний раз проводит границу между трассер-дао и сном. Если сломает руку, то, выйдя из трассы, у него будет все та же сломанная рука. Итак, все очень просто. Надо выйти на трассу, самую простую - не в этом суть, там может ничего не быть, но там должны быть: свеча, тавро и муха. Муха нужна для того, чтобы проверить действенность живой воды - ведь никто не хочет ходить с тавром всю жизнь...
- Значит...
- ...когда трассер ставит себе тавро, вот здесь, - я указал на предплечье, - то тот, кто проверяет его, видит, как появляется, а потом исчезает маленький значок, буква Т в кружке. Вот и все.
- Значит...
Она опять не договорила, но все было ясно и без слов.
- Это ничего не докажет, кроме того, что я умею нечто, чего не можешь ты, - пояснил я, но ее выразительные глаза сказали: "Все равно. Это - то, что нужно. Зуб говорит за динозавра".
"Неужели все так просто разрешится? Стоит поразить человека фокусом, и он уже убежден? Сегодня - это подействует, но не усомнится ли она в увиденном завтра? Не истолкует ли по-иному?" Но я, конечно, ни о чем подобном не сказал вслух, а только отошел на обочину и, сев по-турецки в тени высокой живой изгороди, коротко сказал, засучив рукав левой руки:
- Смотри.
Глава Х
Сначала щебет птиц, солнечный свет, пробивавшийся сквозь веки, запах цветов, ее присутствие, разрозненно бродившие в голове недодуманные мысли отвлекали меня, но вот уже это все стало отодвигаться все дальше, дальше, звуки стали затухать, как будто кресло, в котором я сидел, медленно отъезжало от экрана, вот и экран потух... Наступил мрак, и Пустота заявила свои права на мир, но не надолго.
Тишину, медленно нарастая, прорезали ритмичные глухие удары бьющегося сердца. Потом появился свет, и вот уже перед моим взором лежала гладкая стерильная серая равнина с одноцветной серой дымкой облаков, равномерно, от горизонта до горизонта, закрывшая небо.
Внезапно на этом фоне возникла черная точка и описала вокруг меня круг.