Читаем Потаенные ландшафты разума полностью

- Я все это при­ду­мал.

- Зна­чит, ты зна­ешь про ме­ня все? Все-все?

- Да.

- То­гда ска­жи... то­гда ска­жи, как зва­ли лю­би­мую ло­шадь от­ца?

- Ночь.

- Ка­ко­го цве­та бы­ло гла­за у мо­ей ма­те­ри?

- Зе­ле­ные.

- Где сто­ял наш дом?

- На ко­со­го­ре, у ру­чья, в трех ми­лях от ду­бо­вой ро­щи и в двух от трак­ти­ра "На раз­ва­ли­нах".

- Вер­но... но это мож­но бы­ло уз­нать от­ку­да-ни­будь... Я бы спро­си­ла, как мне объ­яс­ня­лись в люб­ви в пер­вый раз в жиз­ни, но мне са­мой ни­как не вспом­нить, - про­сто­душ­но при­зна­лась она. По ее со­сре­до­то­чен­но­му ли­цу бы­ло вид­но, что она пы­та­ет­ся при­ду­мать но­вые во­про­сы.

- Ни­че­го, как на­зло, ней­дет в го­ло­ву, - на­ко­нец, ска­за­ла она, сер­ди­то при­топ­нув нож­кой.

- Лад­но, я по­ду­маю и спро­шу как-ни­будь по­том. А сей­час бу­дем счи­тать, что я те­бе по­ве­ри­ла.

Ме­ня это, ко­неч­но же, не удов­ле­тво­ря­ет. Мне ну­жен по­мощ­ник, или хо­тя бы че­ло­век, ко­то­рый бы мне не ме­шал, но су­дя по ее то­ну, це­ли сво­ей я не дос­тиг.

- А рас­ска­жи мне, зна­ешь, что... как ты ТАМ жил?

При­хо­дит­ся рас­ска­зы­вать: взял­ся за гуж, не го­во­ри, что не дюж. Ма­ло-по­ма­лу я ув­ле­ка­юсь, вспо­ми­ная од­ну под­роб­ность за дру­гой. Па­мять, сбра­сы­вая страх, все яр­че ри­су­ет мне кар­тин­ки обы­ден­ной го­род­ской жиз­ни, и вот уже ка­жет­ся, за­крой гла­за и...

Я за­кры­ваю гла­за. От­кры­ваю. Пе­ре­до мной сто­ит кра­си­вая жен­щи­на и, чуть ли не за­гля­ды­вая мне в рот, ждет про­дол­же­ния рас­ска­за. В ее гла­зах пры­га­ют иг­ри­вые огонь­ки, и во­об­ще она не ка­жет­ся боль­ше ни по­дав­лен­ной, ни смя­тен­ной.

- Слу­шай, - го­во­рит она, - ты рас­ска­зы­вал о друзь­ях-трас­се­рах. Но вы-то не мо­же­те до­ве­рять друг дру­гу толь­ко на сло­во?

"Дое­ха­ли", - ду­маю я.

У Экс-Со-Ка­та не­дву­смыс­лен­но ска­за­но о том, что про­це­ду­ру "кап­кан трас­се­ра" не сле­ду­ет об­су­ж­дать с не­по­свя­щен­ны­ми, и ни в ко­ем слу­чае нель­зя ее де­мон­ст­ри­ро­вать. Под стра­хом бой­ко­та. Но со­мне­ния не гло­жут ме­ня. "Все рав­но ни­кто из ре­аль­но­го ми­ра об этом не уз­на­ет. Я по­ка­жу ей, а зна­чит - са­мо­му се­бе, и это не бу­дет на­ру­ше­ни­ем обе­та мол­ча­ния".

- Хо­ро­шо, - я ме­ня­юсь в ду­ше на удив­ле­ние бы­ст­ро, ес­ли так мож­но вы­ра­зить­ся, "пря­мо на гла­зах у са­мо­го се­бя".

- Есть спо­соб до­ка­зать вся­ко­му, что ты вла­де­ешь тех­ни­кой вы­хо­да на трас­су. Его при­ду­мал Экс-Со-Кат и на­звал "кап­кан". Ес­ли че­ло­век спо­со­бен вы­хо­дить на трас­су, то он мо­жет это до­ка­зать. Все пре­дель­но про­сто. Я го­во­рил об ак­сио­ме - жизнь на трас­се, та же жизнь, с ее опас­но­стя­ми и ра­до­стя­ми. Ес­ли в соз­дан­ном ми­ре че­ло­век гиб­нет, он гиб­нет и на са­мом де­ле. Это, кста­ти, лиш­ний раз про­во­дит гра­ни­цу ме­ж­ду трас­сер-дао и сном. Ес­ли сло­ма­ет ру­ку, то, вый­дя из трас­сы, у не­го бу­дет все та же сло­ман­ная ру­ка. Итак, все очень про­сто. На­до вый­ти на трас­су, са­мую про­стую - не в этом суть, там мо­жет ни­че­го не быть, но там долж­ны быть: све­ча, тав­ро и му­ха. Му­ха нуж­на для то­го, что­бы про­ве­рить дей­ст­вен­ность жи­вой во­ды - ведь ни­кто не хо­чет хо­дить с тав­ром всю жизнь...

- Зна­чит...

- ...ко­гда трас­сер ста­вит се­бе тав­ро, вот здесь, - я ука­зал на пред­пле­чье, - то тот, кто про­ве­ря­ет его, ви­дит, как по­яв­ля­ет­ся, а по­том ис­че­за­ет ма­лень­кий зна­чок, бу­к­ва Т в круж­ке. Вот и все.

- Зна­чит...

Она опять не до­го­во­ри­ла, но все бы­ло яс­но и без слов.

- Это ни­че­го не до­ка­жет, кро­ме то­го, что я умею не­что, че­го не мо­жешь ты, - по­яс­нил я, но ее вы­ра­зи­тель­ные гла­за ска­за­ли: "Все рав­но. Это - то, что нуж­но. Зуб го­во­рит за ди­но­зав­ра".

"Не­у­же­ли все так про­сто раз­ре­шит­ся? Сто­ит по­ра­зить че­ло­ве­ка фо­ку­сом, и он уже убе­ж­ден? Се­го­дня - это по­дей­ст­ву­ет, но не усом­нит­ся ли она в уви­ден­ном зав­тра? Не ис­тол­ку­ет ли по-ино­му?" Но я, ко­неч­но, ни о чем по­доб­ном не ска­зал вслух, а толь­ко ото­шел на обо­чи­ну и, сев по-ту­рец­ки в те­ни вы­со­кой жи­вой из­го­ро­ди, ко­рот­ко ска­зал, за­су­чив ру­кав ле­вой ру­ки:

- Смот­ри.



Гла­ва Х


Сна­ча­ла ще­бет птиц, сол­неч­ный свет, про­би­вав­ший­ся сквозь ве­ки, за­пах цве­тов, ее при­сут­ст­вие, раз­роз­нен­но бро­див­шие в го­ло­ве не­до­ду­ман­ные мыс­ли от­вле­ка­ли ме­ня, но вот уже это все ста­ло ото­дви­гать­ся все даль­ше, даль­ше, зву­ки ста­ли за­ту­хать, как буд­то крес­ло, в ко­то­ром я си­дел, мед­лен­но отъ­ез­жа­ло от эк­ра­на, вот и эк­ран по­тух... На­сту­пил мрак, и Пус­то­та зая­ви­ла свои пра­ва на мир, но не на­дол­го.

Ти­ши­ну, мед­лен­но на­рас­тая, про­ре­за­ли рит­мич­ные глу­хие уда­ры бью­ще­го­ся серд­ца. По­том поя­вил­ся свет, и вот уже пе­ред мо­им взо­ром ле­жа­ла глад­кая сте­риль­ная се­рая рав­ни­на с од­но­цвет­ной се­рой дым­кой об­ла­ков, рав­но­мер­но, от го­ри­зон­та до го­ри­зон­та, за­крыв­шая не­бо.

Вне­зап­но на этом фо­не воз­ник­ла чер­ная точ­ка и опи­са­ла во­круг ме­ня круг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Пестрые письма
Пестрые письма

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В шестнадцатый том (книга первая) вошли сказки и цикл "Пестрые письма".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное