Истины ради надо сказать, что это было не первое посещение жилища трассера, и Роман Родионович мог сравнивать и даже, как казалось ему, заранее предполагать ту картину, что предстанет перед его взором, но сегодня его ожидание "не сработало".
В большой, совершенно пустой кубической комнате, перед окном, которое было прямо напротив двери, спиной к вошедшему, на полу, среди вороха разбросанных бумаг, сидел нескладный худощавый юноша и что-то вырезал ножницами. Перед ним на подоконнике стояли три искусно сделанные фигурки, показавшиеся Распутину издалека маленькими фотографиями с подпорками сзади.
- Роман Родионович? - не отрываясь от работы, спросил юноша. - Проходите, я вас жду. Извините, я сейчас закончу. Через три минуты я буду свободен.
Гость прошел к самому окну, осторожно обогнув тонущий в обрывках цветной бумаги макет, который и показался ему с первого взгляда комом ненужной бумаги, и сел на единственный предмет мебели в этой комнате, широкий табурет, обитый кожей. У него было несколько минут, чтобы осмотреться и получше разглядеть хозяина.
"Никогда бы не подумал...- разглядывая лицо магистра, подумал социолог, - такое простое, неприметное лицо... с первого взгляда почти детское, но наверное, он ненамного моложе меня. Лет на шесть-семь..."
Кроме макета, едва выглядывающего из-под обрезков бумаги, магистра и трех фигурок на подоконнике, разглядывать было нечего, и, мельком отметив про себя, что стены оклеены не обоями, а старыми газетами, причем "вверх ногами", Роман Родионович принялся разглядывать крохотные фигурки.
"Изумительная работа", - присмотревшись повнимательней, отметил он.
Все было сделано тонко, с изяществом, раскрашено, и даже позы и выражения лиц передавали свойства натуры маленьких, словно живых, человечков. С тем же совершенством был сделан и дворец, в котором, знай Роман Родионович хоть сколько-нибудь о трассе Маэстро, вмиг узнал бы Его дворец, как, впрочем, в миниатюрных фигурках на подоконнике - самого Маэстро, Агату и Дока.
Да, это было поразительное зрелище. Окна дворца светились тончайшими пластинками стекол, мерцали маленькие ручки на дверях, а фигуры и барельефы, обильно украшавшие фасад, были исполнены без видимых признаков упрощения.
- Вы, наверное, смотрите на все это и думаете - вот один из тех, кто предпочитает реальности мир иллюзий? Мысль, конечно, банальная, но почти неизбежная при подобном равнодушном приеме гостя. Сейчас я уже заканчиваю. Просто я привык все доделывать до конца. А на кухне нас уже ждет чай. Если не откажетесь.
- Нет, не откажусь. И про отринувших мир отшельников я тоже не думал, да и не считаю вас, трассеров, такими. Это, скорее, всеобщее заблуждение, чем правда.
- Неужели?
- Я встречался со многими трассерами и лучше других знаю, что они открывают для себя путь в необычный мир, красочный, удивительный, похожий на изящную головоломку. И мне ли, психологу, не знать, что человек так уж устроен, что не может не поделиться с людьми своим открытием, своей радостью. Зачем ему чудеса и всесилие, если о них никто не знает? Не похвастать, это, знаете ли, совсем не по-человечески. Если брать в процентном отношении, то среди трассеров больше, чем в других категориях населения, художников, музыкантов, поэтов...
- Вот я и готов, - Элефант отложил ножницы и поднял глаза на гостя.
"Черт меня совсем побери", - только и подумал психолог, оторопев.
Такой глубокий, спокойный, дружелюбный взгляд до сих пор в своей жизни он встречал только на полотнах великих художников.
- Чай наверняка уже вскипел. Пойдемте на кухню, - Элефант встал с пола, по-кошачьи потянулся и прошел в коридор, увлекая за собой гостя.