Потаенные ландшафты разума

- Трас­сер-Дао се­го­дня, - про­дол­жал Ма­гистр, - толь­ко сла­бая по­пыт­ка ин­тел­лек­та вос­ста­но­вить ут­ра­чен­ные по­зи­ции в об­ще­ст­ве. Со­вер­шен­ст­во­ва­ние мыш­ле­ния - про­цесс не­об­ра­ти­мый, и мысль, во­об­ще го­во­ря, не бо­ит­ся ни ре­ак­ции, ни из­вра­ще­ния. Жи­вое все­гда по­бе­ж­да­ет мерт­вое. По­это­му, ес­ли кто-то ду­ма­ет, что т-дао по­мо­жет ему со­вер­шить по­бег из оди­но­че­ст­ва, он силь­но су­жа­ет воз­мож­но­сти уче­ния, а по­то­му - оши­ба­ет­ся. Со­цио­ло­ги го­во­рят, что т-дао - ре­ак­ция на со­вре­мен­ное кри­ча­щее не­со­от­вет­ст­вие твор­че­ских сил раз­ви­то­го моз­га и ре­аль­ных воз­мож­но­стей. Еще они на­жи­ма­ют на про­ти­во­пос­тав­ле­ние т-дао ма­те­риа­лиз­му. Что ж, ес­ли их ни на что не дос­та­ет боль­ше, чем ви­деть при­чи­ной вся­ко­го яв­ле­ния не­со­вер­шен­ст­во ми­ра, и вся­кую мысль про­ти­во­пос­тав­лять ма­те­рии, ос­та­вим их в по­кое. Трас­сер-Дао не бо­ит­ся ни лжи, ни из­вра­ще­ний, един­ст­вен­ное из уче­ний, что са­мо мо­жет по­сто­ять за се­бя.

Т-дао - это со­вре­мен­ная ма­гия, без мис­ти­че­ских ри­туа­лов и об­ря­дов по­свя­ще­ния; это путь сквозь чре­ду та­ин­ст­вен­ных две­рей, от­кры­тых для то­го, кто со­хра­нил дет­скую не­по­сред­ст­вен­ность и жа­ж­ду чу­да, кто меч­та­ет о вол­шеб­ных ми­рах, ска­зоч­ных со­кро­ви­щах, пре­крас­ных пе­ри и за­га­доч­ных ла­би­рин­тах; для то­го, кто не­сет в се­бе пе­чать ра­зу­ма, для то­го, кто уме­ет упор­но ид­ти к це­ли.

Т-дао - дверь, а "Гло­ба­ли­стик" - кар­та и ору­жие; ко­неч­но, и то, и дру­гое в том же смыс­ле, в ка­ком ору­жи­ем яв­ля­ет­ся сви­ток с прие­ма­ми джиу-джит­су - ими на­до еще ов­ла­деть.

Так же по­сле­до­ва­тель­но и уве­рен­но, как го­во­рил, Ма­гистр раз­лил чай и на­ре­зал хлеб.

* * *

Боль­шое трех­створ­ча­тое ок­но вы­хо­ди­ло во двор, и с вы­со­ты третье­го эта­жа пло­щадь скве­ра, раз­би­то­го вни­зу, бы­ла рав­на пло­ща­ди чер­но­го ноч­но­го не­ба. Улич­ные фо­на­ри уже не го­ре­ли, и по­то­му звез­ды, ви­сев­шие над квад­ра­том дво­ра, бы­ли вид­ны осо­бен­но от­чет­ли­во.

До­маш­ние Ро­ма­на Ро­дио­но­ви­ча уже вы­еха­ли на да­чу, до­ма его ни­кто не ждал, и ему не­ку­да бы­ло то­ро­пить­ся. И эта столь ред­кая для не­го воз­мож­ность не то­ро­пясь, со сма­ком, с удо­воль­ст­ви­ем по­бе­се­до­вать о ве­щах, об­су­ж­дать ко­то­рые в обы­ден­ной жиз­ни бы­ло не с кем, раз­ве что ино­гда ду­мать о них в ред­кие ми­ну­ты оди­но­че­ст­ва, или за кни­гой, осо­бен­но древ­ней, соз­дан­ной без спеш­ки, с тща­тель­ным от­бо­ром мыс­лей и слов для их во­пло­ще­ния, эта воз­мож­ность вос­при­ни­ма­лась им как не­ожи­дан­ный по­да­рок Судь­бы. Эле­фан­ту же был не­при­ятен этот че­ло­век, но ка­кие-то тай­ные ни­ти свя­зы­ва­ли их, и ма­гистр, ув­лек­шись бе­се­дой, ни­как не мог ос­та­но­вить­ся, с не­ко­то­рым да­же удив­ле­ни­ем на­блю­дая за са­мим со­бой.

Во всем го­ро­де, ес­ли не счи­тать со­тен пар влюб­лен­ных, не бы­ло сей­час двух лю­дей, столь по­ни­маю­щих друг дру­га. Сло­ва, фра­зы, на­ча­ла мыс­ли бы­ло дос­та­точ­но, чтоб тут же ох­ва­тить ее це­ли­ком и про­дол­жить, ли­бо от­ве­тить контр­ар­гу­мен­том. Зна­ния и прие­мы мыш­ле­ния бы­ли у них во мно­гом схо­жи, но идео­ло­гии бы­ли не­со­вмес­ти­мы, по­это­му ка­ж­дый из них по­ни­мал, что эта встре­ча пер­вая и по­след­няя, и что, не пи­тая ни­ка­кой лич­ной не­при­яз­ни друг к дру­гу, они на­все­гда ос­та­нут­ся не­при­ми­ри­мы­ми вра­га­ми. По си­ле мыш­ле­ния, по убе­ж­ден­но­сти в сво­ей пра­во­те, по си­ле ха­рак­те­ра они бы­ли дос­той­ны­ми про­тив­ни­ка­ми, но Ро­ман Ро­дио­но­вич с со­жа­ле­ни­ем по­ни­мал, что сис­те­ма, од­ну из моз­го­вых кле­ток ко­то­рой он пред­став­лял, не ско­ро еще до­пус­тит его к ка­на­лам управ­ле­ния, в то вре­мя как Эле­фант уже воз­глав­лял хоть и мно­го­крат­но мень­шую, но за­то очень це­ло­ст­ную и жиз­не­спо­соб­ную струк­ту­ру. А ведь ис­то­рия уже зна­ет при­мер, ко­гда не­боль­шие те­п­ло­кров­ные вы­тес­ни­ли ог­ром­ных ди­но­зав­ров, и пси­хо­лог чув­ст­во­вал се­бя ча­стью та­ко­го имен­но ди­но­зав­ра, не­по­во­рот­ли­во­го ту­го­ду­ма с ма­лень­ким моз­гом и боль­шим брю­хом.

На­пос­ле­док, пе­ред рас­ста­ва­ни­ем, Ро­ман Ро­дио­но­вич, вспом­нив ста­ру­ху, уби­тую "за идею", по­ду­мал, что будь он на мес­те ма­ги­ст­ра, стра­на не­дос­чи­та­лась бы зав­тра од­но­го пси­хо­ло­га, но тут же спо­хва­тил­ся, ведь ес­ли бы он про­шел путь до ма­ги­ст­ра, то это зна­чи­ло бы, что он не­спо­со­бен на ан­ти­гу­ман­ные мыс­ли, не то что на по­ступ­ки. Это ус­по­кои­ло его, и с лег­ким серд­цем брел Ро­ман Ро­дио­но­вич по пус­тын­ным пе­тер­бург­ским ули­цам. Ко­го на­до бо­ять­ся - так это его.

Гла­ва XV